Войдя в дом, девушка сначала подумала, что там никого нет, и очень удивилась - ее родители не привыкли выходить куда-либо после ужина. Но больше всего Фелиси поразило то, что, несмотря на поздний час, на стол даже не накрывали... И тут девушка увидела, что в любимом кресле Элуа сидит ее мать. Эта странность в довершение ко всем прочим окончательно встревожила невесту Ратьера.
- Мама!
Селестина вздрогнула.
- А, это ты? Гляди-ка, я, кажется, малость задремала...
- Но... где остальные?
- У себя в комнатах.
- У себя?..
Мадам Маспи пришлось рассказать младшей дочери о бурном объяснении с ее отцом.
- Мы наговорили друг другу ужасных вещей, - подытожила она, - но, сама понимаешь, рано или поздно это не могло не прорваться! И потом, Бруно открыл мне глаза... Прости меня, Фелиси, я была тебе такой же плохой матерью, как и остальным...
Девушка опустилась на колени рядом со своей мамой и взяла ее за руки.
- Я не хочу тебя осуждать... Ты же наверняка старалась делать как лучше...
- Это верно... у нас в доме все думали, как твой отец... так чего ж тут ожидать? А мужества понять, что это ошибка, у меня не хватало... Потом появилась твоя бабушка... она произвела на меня очень сильное впечатление... и я оказалась замужем, даже не успев сообразить, как это произошло... Кроме того, я люблю твоего отца, хоть он и не особо того заслуживает...
Однако умиление Селестины быстро сменилось гневом:
- Ох, но когда я слышу, что Элуа говорит о своем, о нашем сыне, так и проглотила бы его живьем!.. И я счастлива, Фелиси, что ты пошла по стопам брата... А вот бедняжка Эстель погибла безвозвратно... Не надо было отдавать ее за того пьемонтца... Но уж Илэра я хорошенько выдрессирую!
Материнские признания настроили девушку на доверительный лад. Она рассказала, что любит Жерома Ратьера и хочет выйти за него замуж. Растроганная Селестина крепко обняла дочь.
- Ты даже не представляешь, как меня обрадовала!
А Маспи Великий, запершись у себя в комнате, долго не мог уснуть мешали обида, раздражение, горечь и легкие угрызения совести. Наконец Элуа забылся сном, не подозревая, что всего в нескольких шагах жена и дочь замышляют окончательно разрушить его идеалы и еще больше усугубить то, что глава семьи считал позором.
* * *
Узнав из донесений коллег, что мадемуазель Сигулес, так ни с кем и не встретившись, легла спать, Пишранд решил утром нанести ей небольшой визит. Из вежливости инспектор отложил это до полудня, не желая вытаскивать Эмму из постели в необычно ранний для нее час. Он отпустил Жерома, и тот бросился на Канебьер в надежде повидать Фелиси до работы.
На звонок полицейского открыла сама Дорада. В домашнем платье она выглядела прелестно. По слегка исказившемуся от страха лицу молодой женщины полицейский понял, что его узнали.
- Что вам угодно?
- Поговорить с вами, мадемуазель Сигулес.
- Но я жду одного человека...
- Вот и прекрасно. Я как раз мечтаю с ним познакомиться!
- Но, месье, по какому праву вы...
- Старший инспектор Пишранд из отдела уголовных расследований.
- А!
- Теперь я могу войти?
Дорада отошла в сторону, и полицейский беспрепятственно проник в гостиную, обставленную с гораздо большим вкусом, чем он ожидал.
- Так чего вы все-таки от меня хотите?
- Вы не против, если я сяду?
Эмма пожала плечами, желая показать, что, раз помешать инспектору не в ее силах, остается лишь смириться с неизбежным.
- Мадемуазель Сигулес, я хочу, чтобы вы мне кое-что объяснили.
- Насчет чего?
- Насчет того, что вы просили подготовить паспорт.
- А разве я не имею на это права?
- Конечно, имеете.
- Так в чем дело?
- Куда вы собираетесь ехать?
- А вас это касается?
- Представьте себе, да.
- А по-моему, нет.
- Мадемуазель Сигулес, меня считают человеком терпеливым, но все же не стоит перегибать палку! Зачем вам понадобилось удирать в Аргентину?
- Я не удираю, господин инспектор, а просто еду туда. Чувствуете нюанс? Обожаю путешествия...
- И много вам довелось путешествовать?
- До сих пор - ни разу.
- А почему? Я полагаю, страсть к перемене мест не пробудилась у вас внезапно?
- Чтобы купить билет на поезд или корабль, нужны деньги, а я... скажем, до сих пор не располагала достаточными средствами.
- Вы получили наследство?
- Думаете, это очень остроумно?
- Что и как я думаю - к делу не относится.
- У меня есть богатый друг.
- Достаточно богатый, чтобы осыпать вас драгоценностями?
- А почему бы и нет? Мне очень идут украшения!
- Не сомневаюсь... но покажите мне их.
- Что за странная мысль, инспектор?
- Я большой любитель...
Эмма явно занервничала.
- Но в конце-то концов, что все это значит?
- Покажите мне свои драгоценности.
- Нет!
- Вы предпочитаете, чтобы я позвонил в комиссариат и попросил прислать ордер на обыск?
- Я... я солгала вам... У меня нет никаких украшений... так, несколько дешевых побрякушек...
- Тогда чего ради вы спрашивали у паспортиста в префектуре, можете ли прихватить с собой кучу драгоценностей, не опасаясь аргентинских таможенников?
- Но... но...
Пишранд вдруг заговорил совсем другим тоном:
- Вас ожидают очень крупные неприятности, Эмма Сигулес, если вы не перестанете лгать и изворачиваться... Итак, повторяю вопрос: где ценности, которые вы собирались переправить в Аргентину?
- Не знаю.
- Представьте себе, меня это ничуть не удивляет.
Дорада круглыми глазами посмотрела на полицейского.
- Правда?
- Да... вы ведь по-прежнему очень дружны с Тони Салисето, не так ли?
- Да...
- Значит, драгоценности у него?
- Возможно.
- Не возможно, а точно... А вы их видели?
- Нет.
- Но Тони предупредил, что вы должны отвезти в Аргентину немало украшений, так?
- Да.
- И вас это не озадачило?
- Тони не задают вопросов, инспектор. И потом, он обещал, что мы поженимся и заживем нормальной, хорошо обеспеченной жизнью... Так с чего бы я стала думать о чем-то еще?