В отличие от остальных Фонтан и его жена вполне процветали. Доминик Фонтан по кличке Богач славился как самый крупный скупщик краденого на всем побережье. Он платил наиболее высокую цену и не интересовался пустяками. Для прикрытия Доминик завел антикварный магазин на улице Паради и там вел дела лишь с солидными клиентами, способными представить документы о происхождении вещи и потребовать по всем правилам выписанный счет. Однако основные доходы приносили Фонтану тайные сделки, которые он заключал у себя на вилле в Сен-Жинье. В пятьдесят лет этот мужчина с открытым и честным лицом и слегка округлившимся животиком казался воплощением порядочности. Во Франции толстяки всегда внушают доверие. По сравнению с мужем Валери Фонтан казалась довольно невзрачной, зато была преданной супругой и принимала дела Доминика близко к сердцу. Кроме того, она могла определить цену камня с одного взгляда и установить подлинность картины, просто погладив ее и понюхав краску. Короче говоря, вполне приличная семья. К Великому Маспи они приехали на белой "ДэЭс".
Что до Адолей, то из поколения в поколение и отцы, и сыновья жили контрабандой и воровством на набережных. Однако длинный и довольно унылый Дьедоннэ мало походил на романтического героя, каким принято считать контрабандиста. Впрочем, Адоль уже давным-давно не принимал участия ни в каких операциях, а лишь составлял планы для отлично вымуштрованных подручных. Дьедоннэ едва исполнилось пятьдесят лет, но выглядел он неважно и за иссиня-бледное лицо и нездоровое ожирение его прозвали Суфле. Адоль вечно жаловался на усталость и с каждым днем все больше полагался на свою жену Перрин. В конце концов бразды правления окончательно перешли в ее руки. Это была крепкая, широкоплечая женщина, но лицо ее еще сохранило следы легендарной красоты уроженок Прованса. Единственной слабостью сей энергичной дамы была ее дочь Памела, она же - Пэмпренетта, которой прощалось решительно все, кроме, разумеется, нарушения приличий. Хорошо зная мать, молодые люди не решались приставать к девушке с дурными намерениями.
Адоли испокон веков жили в уютной квартирке на Монтэ-дэз-Аккуль. Когда они вышли из дома, направляясь к Элуа, вся троица выглядела более чем благопристойно: отец семейства - в добротном, удобном костюме, мать твердо ступала по земле, даже не пытаясь затянуть пышные формы в корсет, а тоненькая изящная дочь надела платье в цветочек, накидку и белые перчатки. И прохожие, глядя на них, думали, что вот, мол, типичный образчик добропорядочной французской семьи. А Дьедоннэ и его домашние с легким сердцем двигались дальше.
Бруно вернулся домой незадолго до начала торжества. Его ласково побранили за то, что все заботы достались другим, спросили, уж не считает ли он себя каким-нибудь пашой или воображает, будто это его праздник, а не мамин, и т.д. Но Бруно не отвечал на шутки сестер и брата, ибо его слишком занимал вопрос, чем закончится эта великолепная церемония. Молодой человек не одобрял образа жизни своих родителей, частенько сердился на них и тем не менее горячо любил и отца, и мать. В свою очередь Селестина питала особую слабость к старшему сыну и очень гордилась им. Да и сам Элуа, хоть и тревожился за Бруно, невольно признавал, что его первенец - парень хоть куда. Маспи целиком и полностью приписывал эту заслугу себе, что было не совсем справедливо, но никому бы и в голову не пришло его укорять.
Селестина расцеловала сына. Для нее он так и остался малышом, ибо суровый закон слишком часто разлучал ее с детьми и мешал в полной мере насладиться радостью материнства.
- Где ты был, сынок?
- Гулял в Фаро...
- Ну да? В Фаро? Что тебе это взбрело в голову?
Наивность матери умиляла Эстель.
- А может, он гулял не один? - заметила девушка.
Бруно, зная, что всегда может рассчитывать на поддержку младшей сестры, улыбнулся.
- Нет... с Пэмпренеттой...
Элуа счел своим долгом (в основном из-за троих малышей) прочесть сыну нравоучение:
- Бруно... По-моему, ты славный малый, и раз ты сам сказал нам, что гулял с Пэмпренеттой, значит, между вами нет ничего дурного... потому как, имей в виду, парень, веди себя поосторожнее! До тех пор, пока Пэмпренетта не стала твоей женой, она должна оставаться для тебя священной! Ясно?
Селестина обожала любовные истории - она так много читала о них в тюрьме!
- И о чем вы говорили? - спросила она.
Дедушка Сезар разразился слегка дребезжащим старческим смехом.
- Ох уж эта Селестина!.. Ну о чем же они могли болтать, бедная ты дурочка? Да о любви, конечно!
И, как всегда, когда при ней упоминали о нежных чувствах, мать семейства вознеслась на седьмое небо от восторга.
- Так ты любишь Пэмпренетту, малыш?
- Само собой, люблю...
- И хочешь на ней жениться?
- Естественно...
Элуа, как и всех остальных, охватило волнение, но все же он напустил на себя строгий вид.
- Ты ведь знаешь, мой мальчик, что у нас, Маспи, не принято жениться по пятьдесят раз! Так что хорошенько подумай, хочешь ли ты прожить с Пэмпренеттой всю жизнь.
- Я уже подумал.
- Хорошо... А ты что скажешь, отец?
Сезар долго откашливался, с лукавым удовольствием затягивая всеобщее ожидание.
- Скажу, что это прекрасно, - наконец отозвался он.
Все Маспи с облегчением перевели дух.
- А как по-твоему, мама?
- Я согласна с Сезаром.
Элуа величественно повернулся к сыну.
- В таком случае я сегодня же попрошу у Дьедоннэ руки его дочери для моего первенца. А сейчас, Бруно, пойдем ко мне в комнату, нам надо поговорить.
Когда отец с сыном остались вдвоем, Элуа приказал Бруно сесть и лишь после этого приступил к давно заготовленной речи:
- С тех пор как ты вернулся из армии, я не задавал тебе никаких вопросов... Но, уж коли ты задумал жениться, это меняет дело... Не стану скрывать, Бруно, ни в детстве, ни в юности ты не доставлял нам полного удовлетворения... Да, я согласен, ничего дурного о твоем поведении не скажешь, равно как и об отношении к нам, более того, когда нам с матерью приходилось надолго отлучаться из дому, ты неплохо заботился о сестрах и брате. Тем не менее я ни разу не заметил в тебе того огня, что делает человека настоящим мужчиной. А ведь я хочу, чтобы ты наследовал мне! Я не пытался ни нажимать на тебя, ни подталкивать, ибо считаю, что призвание должно проявиться само собой... Обычно это случается довольно быстро... К примеру, твой брат Илэр уже достиг поразительной ловкости, да и работает с полной отдачей... Эстель пошла по стопам матери, и, не стану скрывать, по-моему, она даже талантливее Селестины, но, главное, не говори об этом маме, а то она расстроится... Зато Фелиси меня немного беспокоит, поскольку, кажется, малость похожа на тебя... как будто у нее ни к чему нет особой тяги... Но в глубине души я спокоен: вероятно, у твоей младшей сестры, как и у тебя, просто позднее призвание... И можешь мне поверить, это не так уж плохо...