— Э-эй! — вдруг испугался художник. — Это что у тебя? — И выставил перед собой руку, словно у Славика был фотоаппарат, а он не хотел фотографироваться.
— Аппарат мол-стар.
— То есть молодость — старость? Откуда он у тебя?
— Дали… — уклонился от ответа Славик.
— Спрячь сию минуту! Ты думал, что художник Кубик вправду согласится на омоложение?
— Вы же сколько раз об этом говорили!
— Вот чудак! Да знаешь ли ты, что я нахожусь в лучшем мужском и творческом возрасте! Ай-ай-ай, Славик! Никогда не думал, что ты можешь так меня обидеть!
— Я… не обижал… — растерялся Славик.
— Еще как обидел! Ты думал, что живописец Кубик не в силах справиться со своими холстами! Что он уже не видит красок! Конечно, спасибо тебе за доброе твое сердце, но я не нуждаюсь ни в чьей помощи.
— Дядя Витя, — вскричал Славик, — зачем же вы тогда говорили, что хотите вернуться в тот день?!
— Зачем? Для красного словца, Славик. Художник и без аппарата мол-стар может перемещаться во времени, хоть назад, хоть вперед, — такая у него способность вспоминать и воображать. Чем ты мне действительно помог — это тем, что я сейчас уж-ж-жасно разозлился. На себя. И немедленно принимаюсь за работу.
С этими словами Кубик подошел к большому мольберту, повернул «Свадьбу» лицом к себе и обмакнул указательный палец в одну краску на палитре, а средний — в другую.
— Свадьбу, — сказал он гостю, — я сейчас вижу так же ясно, как тридцать лет назад. Так что… — И повернулся к холсту.
А Славик пошел к выходу. Неужели никому в Егоровке не нужен чудодейственный мол-стар?
Он медленно спускался по ступенькам крыльца, когда услышал сзади Кубиково:
— Стой!
В то же мгновение Кубик показался в дверях, подняв правую руку. Указательный его палец был в красной краске, средний — в желтой.
— Стой, Славик, — повторил он приказание. — Я должен сказать тебе, о чем я еще подумал, когда ты так неосмотрительно предложил мне омолодиться. Слушай же. Есть у меня друг, и с другом моим, Славик, мы разговариваем на особом языке…
— Вы новый язык придумали? — обрадовался Славик. — Чтобы никто больше вас не понимал?
— Зачем? Мы разговариваем с ним на том же языке, что и остальные — никто не заподозрит, что мы секретничаем. Дело в том, что мы с ним понимаем все, что говорим, чуть по-другому. За каждым словом у нас наше и только наше общее прошлое… Нет, я плохо объясняю. Вот скажи, есть у тебя друг, с которым вы вместе что-нибудь пережили?
— Есть, — без промедления ответил Славик, — Димка. Мы с ним однажды едва пожар в моем доме не устроили. Мы свинец плавили для биты, а там рядом с плитой тряпка на тумбе лежала. Она загорелась, и огонь уже до шкафчика достал, мы только тогда ее начали тушить. Попало нам потом…
— И какое теперь для вас общее понятное слово?
— «Пожар», — сказал Славик. — И «свинец». Мы лишь услышим эти слова, сразу же переглянемся.
— Ну вот, — удовлетворенно произнес Кубик, — а у нас с другом таких слов, как «пожар» и «свинец», — десятки. Потому что мы и учились вместе, и в армии служили, и много чего еще вместе пережили… Понял теперь, что это за язык?
— Понял.
— А ты хотел меня омолодить. Твой мол-стар «вымыл» бы из большинства моих слов содержимое. Они бы опустели, осталась бы от слов одна оболочка — как стручок без гороха, как скорлупа без ореха, как улитка без моллюска. Стали бы мои слова не слова, а фактики. И мы бы с другом разговаривали, как незнакомые люди… Не дай бог! Что ты, что ты, Славик! На кой ляд мне моя молодость! Ведь жизни не повторишь, а я в своей успел повидать несколько вещей, от которых мне не проговорил Кубик, глядя в глаза Славику, — что если мы встретимся с тобой здесь и в следующем году, то некоторые слова уже будут звучать для нас иначе? Как ты думаешь — какие?
Славик думал совсем немного.
— Закат, — сказал он, — пришельцы и коза.
— Молоток! — рявкнул художник. — Награждаю тебя золотой медалью! — И хотел уже мазнуть желтой краской Славикин нос, но палец его остановился на полдороге. — Послушай, как ты можешь ходить в такой жуткой майке? — спросил он возмущенно.
— А что? — Славик покосился на свою желтую майку, на которой был изображен остров с зеленой пальмой.
— Здесь же явно не хватает третьего цвета! Куда смотрели на фабрике! — И Кубик, не спрашивая, поднес к майке палец, вымазанный красной краской, и нарисовал за пальмой заходящее солнце…
Все бы хорошо, да бабушка углядела свежее красное солнце на новой майке и напустилась на внука, а больше — на Кубика.
— С бородой, — честила она художника, — а все как мальчишка! Чему учит малого — непонятно! Разве можно к вещам так относиться!..