- Что-то мне нехорошо, - простонал Стив сквозь дерущее горло в свои руки. Внутри тонкий голосок пискнул “Кони-Айленд” и замолчал. Кажется, насовсем.
- Ты шутишь, - упавшим голосом сказал Баки и осел перед ним на корточки, схватился за острое колено. - Лето, жара, начало июня, Стив, скажи, что ты шутишь?
- Мне плохо, - уже уверенней ответил тот, не поднимая головы. - Я не виноват, что я такой, какой есть. Уж прости, другого Стива Роджерса тут не наблюдается, но ты всегда можешь пойти, поискать кого-нибудь дру…
- Заткнись, - сквозь зубы сказал Баки и поднялся, пошёл к плите ставить чайник. Чиркнула спичка и мимолётно запахло газом. - Поешь что-нибудь? Есть тушёные овощи.
Стив еле-еле замотал головой, елозя лбом по своим рукам. Его уши горели алым, и Баки подумал на мгновение с уже стихающей обидой, что об них можно обжечься. Болеющий Стив всегда проверял его выдержку. Он становился совершенно невозможным, изо всех щелей лезли колючки и остроты, и Баки уже знал: чем больнее они приходились, тем хуже Стив себя чувствует. Словно этими колкостями и едкими словами он цеплялся за жизнь. Словно крючьями, впивался ими в борта и мысленно командовал - “На абордаж!”. Каждая болезнь была чем-то сродни рукопашной в тёмной подворотне, и никогда не было ясно, кто же в этот раз победит. Поэтому услышав хриплое, с присвистом дыхание и увидев то, как плечи Стива дрожат, Баки занервничал. Так случалось уже не раз и не два, и даже не десять. Он был рядом с ним много, много раз когда Стив болел, но всё равно не выходило относиться к этому совершенно спокойно. Каждый раз Баки чудилось - пускай на самом краю сознания, но кто-то тихо-тихо вякал: “А что, если этот раз - последний?”
Никто не мог знать. Баки на секунду до боли от впившихся в кожу ногтей сжал кулаки; выключил конфорку под засвистевшим чайником и заварил свежего чая. Ложка без горки на кружку, крепко и сладко, как Стив любил.
- Попей-ка, - сказал он, разбавив горяченный напиток холодной кипячёной водой из банки. Поставил кружку на стол.
Стив снова закрутил головой. Проговорил сквозь зубы.
- Н-не могу. Чувство, словно упаду, д-даже если только подниму голову. Это какой-то вирус. Элайза с-слегла вчера с лихорадкой.
- Вот чёрт! - выругался Баки, про себя подумав намного, намного крепче. - И ты в таком состоянии сидел до ночи и рисовал для этого итальяшки Леонардо чёртовы картинки? У тебя голова вообще варит?
- П-получше многих, - огрызнулся Стив.
В отместку Баки ощутимо запустил пальцы ему в отросший светлый вихор и, сжав сверху, поднял голову с рук, осторожно придерживая за лоб. Стив вздрогнул, а потом открыл мутные глаза - когда носа коснулся тёплый край большой кружки.
- Пей давай. Я нашёл порезанный лимон, и надеюсь, он был не сильно нужен твоей маме.
Стив нахмурился, будто вспоминая, а потом принялся пить. На десятом глотке вдруг отстранился и замотал головой, избавляясь от хватки в волосах. Скривился и зажмурился.
- В туалет хочу. Поможешь?
Баки вздохнул и, взваливая половину чужого веса себе на плечо, довёл Стива до туалета. Его руки и пальцы крупно дрожали, и Баки пришлось помочь расстегнуть пуговицу и ширинку.
- Д-дальше сам, - прошипел Стив и скрылся за дверью. Комнатка была узкая, только одному человеку и развернуться. Баки успел увидеть, как Стив схватился рукой за стену, чтобы не упасть, и чуть наклонился над унитазом.
Баки, покрасневший и уже вспотевший от жары, понял, что благодарности ему за сегодняшние подвиги не светит. Не то, чтобы он её ждал. Стив никогда не благодарил за помощь, по крайней мере, словами. Было неприятно и тяжело думать о том, насколько Стиву плохо, раз он такой… невозможный. Вот тебе и день рождения, вздохнул Баки, съезжая по стене на деревянный пол возле туалета. Вот тебе и Кони-Айленд.
Стив вышел, пошатываясь, и направился в сторону своей комнаты. Ровно посередине недлинного коридора он покачнулся и чуть не упал. Баки успел поймать его. Успел также и получить пару слабых тычков кулаками в грудь, в плечо и живот, успел расслышать сдавленное шипящее “ненавижу себя… ненавижу это тело… ненавижу”. Баки слышал, как Стив всхлипнул и украдкой вытер мокрое лицо о рубашку на его груди. Глаза его, почти прозрачные, блестели той болезненностью, от которой заходилось сердце. Вкупе с мутью на дне зрачков и льдисто-голубой радужкой, стучащими зубами, влажной от пота чёлкой и горящим, красным лицом Стив производил неизгладимое впечатление.
Из распахнутых настежь окон в маленькую комнатку дышала ленивая вечерняя жара. Баки уложил Стива на кровать и принялся стаскивать с него уличную одежду.
========== Часть 3 ==========
8.
Когда-то у Баки была своя комната, но не теперь. Он спал в гостиной, а в детскую переехали любимые сестрички. Он не жалел, но каждый раз, оказываясь в небольшой комнате Стива под самой крышей невысокого дома, Баки словно окунался в колодец памяти. Вода в нём всегда бодрила и пробирала холодом до костей. Эта комната была наполнена Стивом, и все мелочи, что Баки в ней то и дело находил, действовали одинаково. Сначала кожа покрывалась мурашками от воспоминаний, а потом тело окатывало теплом, которое медленно затапливало его до самой макушки - от осознания, что Стив тоже помнит. И хранит. Вот, к примеру, пришпиленная к стене рядом с деревянным стеллажом дурашливая картинка. Картинка, которую второпях рисовал ему Баки в прошлом году.
В тот день Стив впервые пришёл на танцы. Он не танцевал, даже ни одного раза не попытался пригласить девчонку. Баки знал причину - танцы Стиву не давались совсем. То ли он так сильно стеснялся своей хрупкости и роста, то ли не танцевал просто из вредности. Но он пришёл и, вытащив потрёпанный блокнот и карандаш, смотрел на танцующих. Рисовал. Он поглядывал на Баки и то, как уверенно и играючи он крутит вокруг оси свою среднюю сестрёнку, Бекки; как улыбается, ослепляя белозубой улыбкой, как смеётся. Баки чувствовал этот тяжёлый, наполненный теплом и интересом взгляд спиной, затылком, да чем бы он ни повернулся. Но стоило ему попытаться поймать взгляд Стива - у него не выходило. Стив будто бы смотрел куда угодно, только не на Баки. Ему удалось только раз, и тот взгляд с лихвой компенсировал все неудачи. Стив смотрел на него жадно, с ровно горящим, незатухающим восхищением. Так он обычно смотрел на репродукции картин мастеров Возрождения в энциклопедии. И - никогда - ни на кого больше. Наверное, тогда в голове что-то и переклинило, подумал Баки в который раз. Впрочем, он никогда не отступал от принятых на холодную голову решений. В тот момент его, конечно, просто размазало от ощущения собственной значимости. Ему было всего шестнадцать, и на него впервые смотрели так, что вышибало из лёгких воздух, и почему-то хотелось плакать; пускай всего несколько секунд, пока Стив снова не упёрся в свой блокнот и не зачеркал карандашом. Но это переплетение взглядов было, и оно что-то сделало с ним, сделало бесповоротно. Отовсюду звучала музыка, джиттербаг сменялся чарльстоном, а тот - вальсом, а потом по новому кругу, бэнд играл и играл без устали, и все вокруг танцевали, стуча каблуками и распушая цветастые юбки. Баки совсем расхорохорился от полноты чувств и принялся соревноваться в джиттербаге с одним темнокожим парнишкой, и они зашли так далеко, что все расступились и дали им место для поединка, хлопая и подзуживая выкриками. В тот раз Стив не дождался его и ушёл домой первым. Баки искренне расстроился, но ненадолго. Ничто не могло выбить из него ощущение всепоглощающего счастья. В следующий раз они возвращались вместе, Баки трепался без умолку, обнимая рукой едва ли не каждый столб, а Стив всё слушал и улыбался. “Научишь меня? - спросил он однажды. - Нарисуй мне движения. Я потренируюсь”. И Баки, смеясь, нарисовал ему чарльстон. Схематично, глупо, со стрелочками и зачёркиваниями. Возможно, Стив и тренировался. Баки так и не видел, чтобы Стив хоть раз танцевал. Но когда мог, он всегда приходил смотреть и рисовать. Впрочем, рисунки те он Баки тоже не показывал. “Когда ты уже пригласишь на танец будущую миссис Роджерс?” - подначивал Баки, хотя слова горчили на языке. “Как только стану хоть немного изящнее твоих кривых человечков с той картинки, что ты мне рисовал. Пока что они впереди на пару шагов”. Стив ехидничал и чувственно - Баки ощущал именно так - улыбался. Баки смеялся в ответ и чувствовал себя совершенно счастливым. Идти домой вместе, практически в обнимку, после танцев, было тоже одним из самых приятных воспоминаний.