Госпожа Буссардель взяла пальто и подала его компаньонке.
- Оденьте барина, мы его увезем.
Госпожа де Вальроз остерегалась вмешиваться, предлагать свои услуги. Аглая, все еще сильная женщина, подняла труп, усадила его на край постели и решительными движениями, как няни одевают детей на прогулку, надела на него пальто. Госпожа Буссардель обернулась, услышав, что скрипнула дверь. На пороге стоял молодой здоровенный малый вульгарной внешности, похожий на учителя фехтования, но в нем было и что-то странное, непонятное для госпожи Госпожа де Вальроз затворила дверь и вполголоса представила его:
- Мой муж. - Потом добавила: - За его скромность ручаюсь.
Госпожа Буссардель смерила его взглядом. Даже в этой комнате, возле этого мертвеца самообладание не покинуло ее: она обычным своим тоном коротко изложила план действий, который при помощи мужчины легче было осуществить. Муж госпожи де Вальроз заявил, что он готов, подошел к трупу, усилиями Аглаи все еще сидевшему на постели, и хотел было взвалить его себе на спину; госпожа Буссардель жестом остановила его. Она желала узнать, сколько ее муж остался тут должен. Хозяйка отказывалась: "Нет, нет! Что вы, мадам!.." - но от взгляда госпожи Буссардель сразу осеклась, взяла протянутые ей деньги и мигом спрятала кредитку, даже не взглянув на нее из профессиональной деликатности.
Муж вышел из спальни, согнувшись под тяжестью ноши. Туловище, руки и шарф Буссарделя свешивались ему на спину. Три женщины шли за ним следом. Аглая несла шляпу и трость; никто не произносил ни слова; ковер заглушал шаги. Снова, только в обратном направлении, прошли через весь этот разубранный, блистающий позолотой и зеркалами, ярко освещенный и пустынный дом; спустились с третьего этажа на второй, потом на первый, не встретив ни души; госпожа де Вальроз беспокойно следила бегающими глазками, не отворятся ли в коридорах двери, - ни одна не отворилась.
В первом вестибюле, прежде чем выйти из парадного, муж госпожи де Вальроз остановился и поставил свою ношу стоймя, поддерживая ее сзади; Аглая подошла к нему, передала шляпу и трость госпоже Буссардель, схватила руку покойника и обвила ее вокруг своей шеи; муж хозяйки сделал то же самое с другой стороны.
- Справитесь? - спросила госпожа Буссардель. Оба носильщика напряглись и для пробы сделали два-три шага.
- Справимся, - ответила Аглая.
Тогда госпожа Буссардель подошла к мужу и надела ему на голову шляпу, надвинув ее до самых бровей, потом первой вышла из подъезда. Фонарь под навесом был уже погашен, горела только маленькая красная лампочка.
Казалось, из дому вышел пьяный человек, которого поддерживают двое провожатых; с их помощью он, волоча ноги, потащился через тротуар, потом его втолкнули в карету, а там его подхватила госпожа Буссардель. Его посадили рядом с нею; Аглая, сидевшая на передней скамейке, протянув руки, поддерживала его, чтобы он не свалился на нее. Лошадьми правил вполне правдоподобный кучер в котелке; карета поехала по улице Жубера, и в доме госпожи де Вальроз заперли дверь.
На авеню Ван-Дейка госпожа Буссардель велела проехать тихонько мимо особняка, по другой стороне улицы. Она первая вышла из кареты, зажав в руке ключ от садовой калитки, который взяла у мертвеца. Она посмотрела вокруг, увидела, что в сторожке у ворот темно, и подала знак своим сообщникам. Когда Буссарделя положили наконец на диван в маленькой гостиной, через которую он проходил обычно, возвращаясь после ночных кутежей, когда исчез супруг госпожи де Вальроз, возле трупа остались две женщины и мгновение молча стояли бок о бок, запершись в этом уголке крепко спавшего дома. Послышалось вдруг прерывистое шумное дыхание; госпожа Буссардель повернулась: Аглая плакала, закрывая лицо носовым платком. Всхлипывания усилились, участились, и наконец плачущая пролепетала:
- Бедный!.. Ах, бедный!..
- Да, - тихо сказала вдова. - Не надо так расстраиваться, хорошая моя.
Она потрепала Аглаю по плечу, но та все не успокаивалась, тогда госпожа Буссардель обняла ее и притянула к себе. Не смея прижаться к груди хозяйки, Аглая робко плакала и жалобно говорила:
- Простите меня, пожалуйста. Это все от нервов.
- Да, да... Я понимаю.
Высокая, грузная госпожа Буссардель стояла, не проронив ни единой слезинки, уже успокоившись, и смотрела в одну точку поверх плачущей Аглаи, придумывая обстоятельства смерти своего мужа, в которых ей предстояло уверить и семью и общество.
XXVIII
Вход в мавзолей был достаточно широк, чтобы четыре человека могли стоять в ряд у распахнутой настежь двустворчатой двери; но сыновья покойного, шедшие во главе похоронной процессии, и их дядя, старик Амори Буссардель, следовавший непосредственно за ними, предоставили вдове выступить вперед и постоять одной у порога часовни, в которой зиял раскрытый люк семейного склепа.
Когда прочтены были положенные молитвы, священник передал кропило старшему сыну, но тот, сжимая кропило в руке, все не входил в часовню: надо было с уважением отнестись к глубокой сосредоточенности вдовы. Однако она вовсе не молилась. Под траурным крепом глаза ее были устремлены не на гроб, который уже опустили в склеп. Она смотрела на имена умерших, вырезанные внутри часовни на мраморных досках справа и слева от алтаря. Их уже было много, не меньше двенадцати, они охватывали четыре поколения, считая и маленькую Берту, - четыре, а не пять, ибо Буссардель, живший во времена Наполеоновской империи, основатель гробницы, так в нее и не попал: забывчивые потомки в конце концов оставили его там, где он был похоронен.
Вверху, с левой стороны, самая давняя из всех погребальных семейных надписей, сделанных до этого дня, гласила:
ЛИДИЯ-МАРТА-ВИКТУАР ФЛУЭ