— Вот папино место, где новая уключина, — сказал Лука, залезший на борт, а тут внизу были бобы.
Но боба не осталось ни одного, так чисто все смыло и вычистило море. Поэтому и Маруцца не двинулась из дому и никогда, пока смотрят ее глаза, не хотела она видеть больше «Благодати».
— Брюхо хорошее, и из нее еще можно кое-что сделать, — с видом знатока изрек под конец мастер Цуппидо, конопатчик, и своими ножищами тоже надавал пинков «Благодати». — Несколько досок, и я вам снова спущу ее в море. Конечно, это уже не будет лодка, которая может выдерживать бурю, волна в борт разобьет ее, как гнилую бочку. Но для рыбной ловли среди скал и в хорошую погоду она еще может послужить.
Хозяин Чиполла, кум Манджакаруббе и кум Кола слушали, не говоря ни слова.
— Да, — заключил, наконец, с важностью хозяин Фортунато. — Лучше, чем сжигать ее...
— Я очень рад! — говорил дядюшка Крочифиссо, который стоял тут же и глазел с заложенными за спину руками. — Мы христиане, и нужно радоваться удаче ближнего; поговорка гласит: «желай ближнему добра, перепадет за то кой-что и для тебя».
Дети Малаволья устроились в «Благодати» вместе с другими шалунами, тоже захотевшими залезть в лодку.
— Когда мы совсем починим «Благодать», — говорил Алесси, — она будет, как «Кончетта» дядюшки Колы.
И они суетились, пыхтели и тужились, тоже помогая тащить и толкать лодку к дверям мастера Цуппидо, конопатчика, где были большие камни, на которые втаскивали парусники, котел для смолы, а к стене была прислонена куча бортовых и обшивных досок.
Алесси все время ссорился с детьми, которым хотелось и залезть в лодку, и помочь раздувать огонь под котлом со смолой, и когда ловил их, плаксиво угрожал:
— Вот подождите скоро вернется из солдат брат ’Нтони!..
’Нтони и на самом деле выправил себе бумаги и получил отпуск, хотя дон Сильвестро, секретарь, уверял, что, если он останется в солдатах еще на шесть месяцев, он освободит от рекрутского набора брата Луку. Но теперь, когда умер отец, ’Нтони не хотел больше оставаться и шести дней. Лука, свались на него такое несчастье, поступил бы так же, не захотел бы оставаться в солдатах и, когда пришла весть об отце, ради этих собак-начальников уж не стал бы ничего делать.
— По мне, — сказал Лука, — так я охотно пойду в солдаты, вместо ’Нтони. Вот, когда он вернется, можно будет спустить на море «Благодать», и больше нам никого не будет нужно.
— Этот вот действительно настоящий Малаволья! — радуясь на него, замечал хозяин ’Нтони. — Весь в своего отца Бастьянаццо, у которого сердце было большое, как море, и доброе, как милосердие божие.
Однажды вечером, когда лодки уже вернулись с моря, хозяин ’Нтони, запыхавшись, прибежал домой и сказал:
— Вот, я получил письмо, мне его сейчас дал кум Чирино, когда я относил верши в дом Паппафаве.[35]
Длинная от радости побелела, как носовой платок, и все побежали на кухню, чтобы взглянуть на письмо.
’Нтони вернулся в фуражке набекрень, в форменной со звездочками рубахе, которую мать без конца трогала и никак не могла досыта натрогаться, когда, при возвращении со станции, шла следом за ним в толпе родных и друзей. В одну минуту и дом и двор наполнились народом, как после смерти Бастьянаццо, — время протекшее, о котором никто больше уже не думал. О прошлом, точно это случилось вчера, постоянно думают только старики, так вот и Сова все время оставалась возле дома Малаволья, сидела, прислонившись к стене, ждала Менико и поворачивала голову то в ту, то в другую сторону улички, каждый раз, когда заслышит шаги.
6
’Нтони вернулся в праздничный день. Он ходил из дома в дом здороваться с соседями и знакомыми, и все смотрели на него, когда он проходил мимо. Приятели ходили за, ним толпой, а девушки высовывались из окон. Не было видно только одной Сары кумы Тудды.
— Она уехала со своим мужем в Оньино, — сказала ему Святоша. — Она вышла за Менико Тоинка, вдовца с шестью детыми, но богатого, как боров. Еще месяца не. исполнилось после смерти первой жены Менико Тринка, как она вышла за него замуж, кровать еще не остыла, прости господи!
— Вдовец — все равно, что солдат, — прибавила Цуппида. — «В любви солдата прочности не будет; ударит барабан — и милую забудет». А потом «Благодать»-то погибла!
Кума Венера, которая приходила на станцию, когда уезжал ’Нтони, внук хозяина ’Нтони, посмотреть, будет ли его провожать Сара кумы Тудды, потому что видела, как они переговаривались через стену виноградника, злорадно ждала теперь, какое лицо будет у ’Нтони при этой новости. Но это было еще в те времена, и говорится: «с глаз долой — из сердца вон». Теперь ’Нтони носил шляпу набекрень.