— Да, безумие, — согласилась она. — Совершеннейшее безумие.
Его голова легла ей на грудь, она чувствовала его губы, его теплое дыхание.
— Не надо было мне этого делать…
Она обняла его еще крепче.
— Нет, нет, надо.
Он поднял голову, и она протестующе вскрикнула.
Обвив руками талию Евы, он увлек ее к кровати, которую еще прошлой ночью они так целомудренно делили.
Казалось, тело ее освободилось от всех оков, Ева легко подчинилась Джордану и, раскинувшись на постели, протянула к нему свои хрупкие руки.
— Нам скоро надо идти вниз.
Она вздохнула.
— Скоро, но не сию минуту.
Он покачал головой, но подниматься и не подумал.
Она заметила у него на губах блестящие следы своей помады и, вспомнив, как наблюдал он за ней, пока она красила губы, а после снял помаду поцелуями, вновь ощутила возбуждение и коснулась рукой его рта.
— В чем дело? — Он насторожился.
— Ничего. Просто моя помада.
Медленно и нежно она провела пальцем, стирая с его губ следы помады. И, не дав ей отдернуть руку, он осыпал ее поцелуями, не сводя с нее глаз.
Тонкая юбка Евы поднялась, и он положил руку ей на колено. Сквозь колготки она ощутила тепло его нежного прикосновения и жадно втянула в себя воздух. А он продолжал целовать ее пальцы, плавно скользя рукой по бедрам, медленно-медленно, сначала по одному, потом по другому; сердце Евы едва не разрывалось. Осторожно опустив юбку, его рука заскользила вверх по мягкой поверхности свитера — к упругим полушариям грудей.
Он нежно заключил их в свои ладони. И с лицом, чуть искаженным от наслаждения, она, застонав, отдалась его упоительным ласкам. Не в силах больше владеть собой, Ева отняла руку от его жадного рта и без сил откинулась на кровать.
И это было очень кстати, потому что его рот теперь мог прильнуть к ее телу. Он опьянял ее своими нескончаемыми поцелуями. Рука его прокралась под свитер, осторожно подняла лифчик и свитер вверх, и, обнажив ее грудь, он стал покрывать ее поцелуями, вдыхая аромат ее кожи и лишая Еву рассудка.
Вдруг он отпрянул. Она с удивлением уставилась на него и никак не могла взять в толк, что случилось.
Лицо у него вспыхнуло, глаза загорелись. Бедром она ощутила его восставшую плоть. Джордан чертыхнулся и бросился прочь с кровати.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
— Пожалуйста, не отворачивайся, Джордан…
Ее голос звучал смущенно. Он замер, хотя знал, что надо делать как раз то, чего она просит не делать. Надо отвернуться и избегать взгляда ее печальных сине-зеленых глаз, не видеть чарующего румянца, восхитительного беспорядка волос, белоснежной упругой груди, открытой взору, которую он обнажил, еще не зная, к чему это приведет. Она не сводила с него умоляющего взгляда.
— Джордан, я…
Он изнемогал от желания. Только круглый дурак мог раздразнить так себя и ее.
Он глубоко вздохнул. Слегка обиженная его внезапным охлаждением, Ева продолжала пристально смотреть на него.
Он воззвал к разуму, хотя обуревавшее его желание было весьма примитивным, и произнес:
— Я зашел дальше, чем следовало. Нам пора идти вниз. Дора скоро позовет всех к столу.
Точно очнувшись от оцепенения, Ева кивнула:
— О да. Конечно. Я не думала…
И он осторожно протянул ей руку, боясь снова ее взволновать. Точно ребенок, Ева послушно ее взяла, и он помог ей встать. Потом, не торопясь, заботливо поправил на ней одежду.
— Спасибо, — невнятно произнесла она, не двигаясь с места.
Сейчас он больше всего хотел одного — упасть с Евой на уже измятую ими кровать и завершить то, что было начато.
— Извини, — его голос прозвучал несколько резче, чем он ожидал, — я сейчас вернусь.
Она согласилась:
— Хорошо.
Закрывая за собой дверь ванной, он чувствовал на себе ее взгляд.
Джордан кинулся к раковине и окатил лицо холодной водой, боясь взглянуть в зеркало. Потом пригладил волосы и поправил одежду.
Когда он вернулся в комнату, Ева уже сидела за туалетным столиком, расчесывая волосы, а ему так хотелось схватить гребенку и самому запустить ее в пушистые пряди, ощущая их шелковистую нежность.
Усилием воли он заставил себя отвернуться.
— Я, пожалуй, пойду вниз. Хорошо?
Она перестала причесываться.
— Погоди, я с тобой.
Ева схватила ту же помаду, и губы вновь обрели прежний вид, тот, что был до поцелуев.
Потом улыбнулась ему в зеркало.
— Готово. — Она встала, закрыла сумочку и отнесла ее в ванную. Вернувшись, протянула Джордану руку. — Пошли.
Он взял ее под локоть, и они вместе спустились по лестнице.
— Что ж, Джордан, — громогласно заявила кузина Луиза, — теперь твоя очередь.
Грандиозное пиршество уже закончилось.
Шел десятый час, и дети уже были в кровати, а взрослые члены семейства, заполнив большую гостиную, холл и «солнечную комнату», один за другим рассказывали случаи из своей семейной жизни.
Обняв Еву, Джордан стоял, прислонившись к стене, рядом с Алмой, сидевшей в кресле. Он с удивлением взглянул на Луизу.
— Какая еще очередь?
— Рассказать все, как было.
— Что «все»?
— Все о себе и Еве. Ведь никого из нас не было рядом, а мы хотим все знать. С самого начала и до конца. От "а" до "я". Со всеми подробностями: о том, как ты познакомился со своей красавицей женой и как женился на ней.
Джордан остолбенел, Ева это почувствовала, и все же он ответил вполне спокойно и непринужденно:
— Рассказывать можно целую вечность. Даже не знаю, с чего начать.
Но Луиза отступать не собиралась.
— Прекрасно. Тогда расскажи о самом интересном. О вашем венчании в Тахо.
— Ну, я… — Казалось, Джордан лишился дара речи.
Все присутствующие уставились на него, верно полагая, что, подобно большинству мужчин, он не откажет себе в удовольствии поведать о столь значительном событии. Но они-то с Евой знали, что Джордан совсем не горит желанием сочинять басни о венчании, которого не было.
Обычно молчаливая Алма вступилась за внука:
— Может, в другой раз?
Бросив на нее быстрый взгляд, Ева заметила беспокойство на ее добром старом лице. Неужели Алма догадывается о том, что скрывают Джордан и его мнимая жена?
Нет, этого не может быть. Глупое предположение! Ева поспешила выбросить его из головы. Если бы Алма знала правду, с какой стати она стала бы это скрывать?
Но Луиза, как всегда, не унималась:
— Начинай, Джордан. Хотя бы несколько наиболее ярких эпизодов.
— Да оставь ты его, Луиза! — воскликнула Бланш, которая стояла около двери, довольно далеко от дочери.
Луиза повернулась к матери.
— Нет, я хочу все знать.
— В этом я не сомневаюсь, дорогая. Однако это вовсе не значит, что Джордан должен тебя ублажать.
Еве передалось напряжение Джордана. Она понимала, почему он тянет: одно дело — жить во лжи и совсем другое — сочинять про себя небылицы во всеуслышанье. Его не радовала эта перспектива, и он медлил, хотя наверняка знал: коль его родственники вбили себе что-то в голову, сопротивляться бесполезно.
Она понимала, что от нее требуется, и ободряюще улыбнулась ему.
— Позволь мне, милый.
По комнате прокатился гул одобрения, атмосфера явно разрядилась.
— Да, конечно. Ева расскажет.
— Расскажите, Ева.
— Мы с нетерпением ждем.
Он расслабился, она это почувствовала. В ответ он тоже улыбнулся ей и стиснул плечо.
— Да, прекрасная идея. Расскажи им, милая.
Расскажи все.
Джордан захлопнул за собой дверь спальни и свет не включил. Он видел Еву в мерцающем свете луны, пробивающемся сквозь крону каштана.
— Говоришь, у меня так тряслись колени, что я не мог связать двух слов?