Тут же заметив её неловкость, мужчина недовольно нахмурился. Его движения стали более резкими, от чего работа быстро разладилась. Спустя пару провалов, потеряв всякое терпение, он выбросил заготовки и, поднявшись, озлобленный бормоча себе под нос, прикурил от очага одну из тех, что успел сделать. Неумело, будто забыв, как делала это последнюю четверть часа, девушка расколола ещё пару стульев, после чего, заметив, что оставленный мужчиной суп начал покидать свою тару, занялась им.
Минуту, понаблюдав за её готовкой, озлобленный подменой любимой дочери на ненадёжную, чуждую, своевольную, почти враждебную..., отец порывисто поднялся, направившись к балконной двери. Перебитая обвалам, плита обрывалась в шаге после порога. Остановившись так, что носки ботинок повисли в воздухе, он выдохнул дым, хмуро вглядываясь в пелену дождя. Беззвучно сфокусировавшись, механические глаза приблизили еле различимый горизонт.
Рассекая вечерний полумрак, свет нескольких фар замер, нацелившись на догорающий остов джипа. Выбравшись из бронированного чрева боевого внедорожника, подразделение рассыпалось по местности. Неспешно укрывшись за обломками шкафа, чтобы случайно не попасться в окуляр тепловизоров, мужчина продолжил наблюдение. Короткий осмотр места нападения, опознание погибших при помощи сканеров, и загрузив тела, броневик покатил проч. Ему на смену приехал двухместный вездеход с массивным сканером. Неодобрительно сморщившись, мужчина глухо хмыкнул, параноидальной догадке. Он видел лишь несколько тёмных пикселей на сером фоне, но сердце всё равно забилось в груди.
Вернувшись в квартиру, парень нахмурился, увидев сменившегося повара. Не выходя из тени, он подошёл к комоду вблизи очага и, усевшись, протянул руки к горячим камням. Ещё несколько лет назад, он помнил, что стало причиной раскола, мог понять сторону каждого, знал кем она была, до того как мать и отец приняли её в семью. Маска позволила забыть то, что могло причинить дискомфорт. Ровно подстриженные, одинаково блёклые, отборные воспоминания, словно плед, укутывали мягким коконом, защищая хрупкую психику.
Хлопнув дверью, отец вернулся в комнату и, усевшись в кресло, принялся сверлить взглядом ту, что меньше часа назад, с любовью и лаской в голосе, называл дочерью.
Будто не замечая, наслаждаясь его гневом, унимавшим её собственный, она старательно готовила посуду. Всё в ней требовало конфронтации, жаждало возмездия за несколько потерянных недель, нуждалось в утолении, ноющей, непреодолимой обиды. Налив миску супа, она подошла к мужчине.
- Это тебе. Сайлас. - блеснув из-под длинной чёлки, острый взгляд встретился с механическим.
Рассвирепев, он вышиб миску из её рук и, задыхаясь от ярости, ударил наотмашь. Ни стона, ни крика, лишь резкий выдох. Сев где стояла, девушка несколько секунд наблюдала за тем, как растекается варево, а затем, подняв взгляд, усмехнулась, демонстративно прикоснувшись к ссадине на щеке.
- Не нужно. Перестань. Не поднимайся. - почти беззвучно шептал парень, стараясь не смотреть, но не в силах надолго отвести взгляд.
Борьба была недолго. Щелчок клапана, шелест плотной ткани, твёрдое и гладкое на ощупь, шуршание ткани ремешка по волосам. За маской было тихо и спокойно. Здесь не было ни боли, ни жестокости, ни рвущей сердце тоски, так как всё это присуще только реальному миру.
Прижав к себе. Спрятав руку, которой бил, отец сел на край дивана и уронив опустошённый взгляд вглубь пламени, замер. Молча, почти беззвучно поднявшись на ноги, она удалилась в полумрак соседней комнаты. Косо взглянув на сына, он достал дрожащую руку. Пальцы сжались в кулак. Взгляд увлажнился. Ненависть и гнев захлестнули с новой силой. Коротко размахнувшись, он ударил стоящий подле шкаф. Ещё раз, резче и яростнее, и ещё несколько.
Не сразу отвлёкшись от грёз, парень снял маску. С трудом перематывая кровоточащую кисть, отец тихо порыкивал, то и дело, сдёргивая плохо ложащийся бинт. Тяжело вздохнув, сын помог обеззаразить и перевязать ссадины. Доев оставшиеся галеты, даже не взглянув на суп, Сайсал устроился на половине дивана и, отвернувшись к стене, вскоре уснул. Лишь убедившись в этом, парень наполнил пару мисок и лёгкой, крадущейся поступью направился к сестре.
Она, сидела в проломе внешней стены, свесив ноги за край. Дождь тонкими струйками бежал по побледневшим ногам, отмеченным синяками, оставшимися после стычки на границе. Срываясь с длинной чёлки, крупные капли падали на щёки и губы, омывая сочащуюся кровь.
- Вот. Это тебя согреет. Не стоит так... Простудишься... - неуверенный и скованною
- Пусть помучаются, ища лекарства. - слова были бесцветны, но лицо выдавало жестокость мыслей.
- Уверена, что она этого заслуживает?
- Да что ты о ней знаешь? - почти грустно, с тонкой издёвкой.
Блеснув под чёлкой, взгляд указал подсумок с маской, затем встретился с его взглядом. Снова пристыженный, он отвернулся. Тихо фыркнув, не то с раздражением, не то с насмешкой она вернулась к созерцанию серого пейзажа. Пустые глазницы окон, колышущиеся кроны тополей, журчанье воды. Прикоснувшись к её волосам, чуть выше и левее виска, парень отвёл их в сторону, оголив круглый шрам.
- Болит? - с искренней заботой.
- Только у неё. - отрешённо.
Через несколько минут снова взглянув на него и удивившись тому, что, но не собирается уходить, недовольно выдохнув, она приняла миску и, поднявшись, прошла вглубь комнаты.
Дождь лился сплошной стеной. Ни грома, ни далёких вспышек, ни дуновения ветра. Извиваясь, по стенам текли тонкие струйки и целые потоки. Срываясь с белёного потолка, крупные капли позвякивали брошенной утварью.
Когда трапеза была закончена, он спросил.