Палмер снова спрятался. Кое-что становилось понятно. Ни солдаты, ни полиция не подготовились к появлению его отряда, не устроили засады, не напали открыто. Красные повязки принадлежали партизанам-коммунистам из горных районов. Арестованные, вероятно, были местными фашистами. И если Палмер не ошибался, в бараках и в полицейском участке он найдет только трупы.
В приказе ничего не говорилось о том, что надо ему вмешиваться в самосуд местного населения или нет. Палмер набрал воздуха в легкие и вошел. Одна из женщин, охранявшая пленников, увидела его и вскинула винтовку. Она прицелилась прямо в голову Палмера.
— Я американец, — громко крикнул Палмер. — Sono Americano.
Крошечный черный глазок винтовки слегка дрогнул и опустился, уставившись ему в живот. Женщина с винтовкой разглядывала его.
Парень за кафедрой достал откуда-то из грязного пиджака очки в стальной оправе. Одно стекло треснуло. Через другое стекло он уставился на Палмера. Присутствующая публика начала тихо гудеть.
— Americano? — спросил молодой человек.
— Si, Americano. — Палмер сделал пару шагов. Затем он протянул руку, будто хотел обменяться рукопожатием с парнем. Не опуская руку, он пошел по среднему проходу зала к кафедре. Женщина с винтовкой не снимала его с мушки, пока он шел.
Наступил неловкий момент: парень пытался то ли как следует надеть очки, то ли снять их. Наконец, он уронил их и пожал руку Палмера. Его кадык нервно двигался.
Люди в зале стали смеяться и разговаривать. Женщина опустила ружье, оно качнулось туда-сюда, и она снова навела его на пленников.
Палмер заметил, что произошла какая-то перемена. Люди в зале до того сидели как застывшие, будто боялись разозлить партизан болтовней или показать, что их развлекает это зрелище. Теперь атмосфера каким-то образом разрядилась. Даже пленники чувствовали себя не так скованно.
— Вы партизаны? — спросил Палмер.
— Si. Да. Партизаны. Да. — Парень несколько раз кивнул с такой силой, что Палмер испугался, как бы он не сломал себе тонкую шею. — С гор, — произнес он, коверкая слова.
— Вы хорошо говорите по-английски.
Казалось, что сквозь грязь на лице партизанского вожака проступил румянец.
— Я получал степень магистра по литературе, — сказал он медленно, стараясь правильно произносить слова и тщательно подбирая их, — и готовил диссертацию по поэзии лорда Джорджа Гордона Байрона.
Палмер почувствовал, что краснеет сам. Он несколько раз кивнул, как будто подтверждая свое личное знакомство с Байроном.
— Вы, конечно, знаете, что мы высадились в Италии?
— Si. Я слышал.
— И что теперь мы будем вести гражданские дела от лица сицилийцев? Пока, естественно, не будет восстановлено законное местное и государственное управление.
Губы специалиста по Байрону шевелились, пока говорил Палмер, будто он одновременно переводил его слова.
— Si. Я понимаю. Но здесь, в этом городе у нас… особые проблемы, — произнес он затем.
Палмер кивком головы указал в сторону пленников.
— Местные фашисты?
— Нет. — Казалось, юноша не хотел продолжать этот разговор.
— Сотрудничали с немцами?
Командир партизан пожал плечами.
— Тогда кто же они?
В наступившей тишине Палмер оглянулся и стал пристальнее разглядывать пленников. Они с таким же вниманием смотрели на него. Наконец, один из них, молодой, заговорил.
— Здравствуйте, майор.
— Silenzio.[23] — Женщина, державшая винтовку, ткнула в спину говорившего. При ближайшем рассмотрении, увидел Палмер, ей было лет двадцать.
— Привет от Дона Джи, — произнес чей-то голос.
По-видимому, никто не слышал его, кроме Палмера. Он прищурился, глядя на группу, пытаясь определить, кто говорил. Молодой специалист по поэзии Байрона наблюдал за пленниками, а затем более внимательным взглядом смерил Палмера. Наконец, он облизнул свои пыльные губы.
— Это, э-э, личное дело, Maggiore,[24] — сказал он, еще медленнее выговаривая слова, как будто изо всех сил стараясь, чтобы его поняли. — Не столько личное, сколько, э-э, внутреннее. Нет. Касающееся местного населения. Si. Местная проблема. Эти мужчины насиловали наших молодых женщин. Крали. Шантажировали нас. Угрозами отбирали деньги. Устанавливали незаконные налоги, лишая нас средств к существованию. На зерно, воду, вино — на все.