Остап Григорьевич первый сошел с брички, размял затекшие ноги.
К воротам торопливо бежала мать. Она на ходу вытирала о фартук руки, поправляла выбившиеся из-под платка волосы.
Петро пошел ей навстречу, и она, добежав до него, прижалась головой к груди сына и застыла, не находя в себе сил оторваться. Петро гладил ее руки, волосы и вдруг почувствовал, что плечи матери под простенькой коричневой кофточкой вздрагивают от рыданий.
— Э, что ж это вы, мамо? — старался он успокоить ее, но и у самого застлало глаза.
Плача и смеясь, мать еще и еще прижимала его к себе. Только сейчас Петро заметил Василинку. Она жалась к заборчику и выжидающе глядела на брата. Петро улыбнулся ей, и Василинку словно сорвала с места незримая сила. Она бросилась к Петру, повисла у него на шее. Звонко целуя его в щеки, нос, ухо, она приговаривала:
— Братуня мой, братичек, ось тебе!
Задыхаясь, снова хватала его за шею, целовала в подбородок.
— А ну, хватит вам, — вступился за Петра Остап Григорьевич. — Как там, стара, с обедом?
Катерина Федосеевна вытерла фартуком глаза, побежала в хату.
Не выпуская руки брата, Василинка потащила его за собой умываться. Она сама вытерла ему руки свежим рушником, засматривая в глаза, спросила:
— Сорочку свою вышитую наденешь, Петрусь? Я ее тебе выгладила.
Разглядывая сестру, Петро удивленно пожимал плечами:
— Ну и повырастали вы все! Смотри, какая барышня!
— А ты б еще дольше не ехал.
— Хлопцы, поди, за тобой уже ухаживают?
— Нужны они мне как раз! — Василинка покраснела. — Скажет такое!
— Ну, сознайся, кто ухаживает? — смеялся Петро. — Наверно, Митька Загнитко? Он же тебе ровня.
— Совсем и не Митька.
— Ну, тогда Павка Зозуля?
— И не Павка. А ну тебя!
Василинка вдруг набросилась на кур, столпившихся около нее:
— Кш-ша! Вот вредные, так и ходят за мной.
Она держалась от Петра на расстоянии: слишком разгорелось ее лицо.
Мимо, прикрыв фартуком чашку, пробежала мать. Она улыбнулась, отвечая на улыбку Петра.
— Иди, Петрусь. Наголодал, верно, в дороге.
VIIIКакая мать после долгой разлуки с сыном не захочет накормить его обедом, каким никто нигде его не накормит! Кто не знает, как умеют встретить дорогого гостя на Украине!
На столе, накрытом по-праздничному в чистой половине хаты, появится холодец с хреном, янтарно-прозрачная капуста с зелеными стручками перца и яблоками, борщ, заправленный салом и забеленный сметаной, гусь или домашняя колбаса, скрючившаяся на жару. А потом гостя подстерегает еще немало новых испытаний: пампушки с чесноком или с медом, пирожки с капустой или с печенкой, вареники с творогом в масле и сметане, кисель вишневый и кисель молочный. И, венчая все это, над тарелками и мисками будет возвышаться бутылка с сургучной головкой.
…Негромко переговариваясь с женой, Остап Григорьевич помогал ей у стола: крупными ломтями резал пшеничный хлеб, доставал из шкафчика чарки.
— Ганька чего ж не идет? — спросил он, собрав крошки а ладонь и ссыпав их в тарелку.
— Прибежит. Управится — и тут будет, — ответила мать. Все сели за стол. Придерживая рукав пиджака, батько нацедил в граненые чарки светлую булькающую влагу:
— Ну, сынок, с прибытием! В родной хате.
— И за Ванюшку, — добавила мать. — Нехай ему легонько икнется с жинкой и хлопчиком.
Она незаметно утерла глаза: все дети дороги матери — а те, что с ней рядышком, и те, что где-то далеко.
Подняв чарку, Петро смотрел, как по ее щеке, удивительно еще свежей и разрумянившейся, скатилась слезинка, другая, и она, прикрыв кончиком платка дрожащий подбородок, смущенно улыбнулась.
— Холодцу, Петрусь, бери, — угощала она. — Ты ж его уважал.
— А вы совсем у нас молодая! — сердечно сказал Петро.
— Ох, сынок, какая там молодая! — вспыхнула мать. — Года — как вода…
После четвертой чарки лицо у отца стало красным и лоснящимся.
— Пей, Петро Остапович! Ешь! — вскрикивал он торжествующе. — Кто как, а Рубанюк своих детей в люди вывел. Ванюшка — подполковник, Петро академию прошел…
На мгновение он задумался. Потом стукнул кулаком по столу:
— Пей, Петро! Пускай и у других такие, дети будут!
— Что ты, человече добрый, разошелся? — остановила его Катерина Федосеевна.
— Гляньте на них! Чего это вы? — налетела на отца и Василинка. — Как маленькие.
Петро посмотрел на отца и засмеялся.
— Какие батьки, такие и дети, — сказал он.