Каждый год, с тех пор как умерли девочки, у Санкити в эту пору начинала болеть голова. Мучаясь болью, бродил он взад и вперед по ивовой аллее. Теплый солнечный свет падал на белые стены ограды и, отражаясь, бил по глазам. Назойливый блеск этот усиливал беспокойство и досаду, что начатая большая работа не двигается с места. А работать было необходимо — заботы обремененного семьей человека одолевали Санкити. Лодки плыли по реке, покачиваясь и рыская из стороны в сторону — точь-в-точь как мысли Санкити.
Он повернул по узкой дорожке между складами к дому. Там его ждала жена Минору.
— Сестрица уже давно пришла, — сказала о-Юки. Она раскурила трубку и предложила невестке.
Разговор о деньгах всегда неприятен. Увидев хмурого, небритого, невыспавшегося Санкити, о-Кура не знала, как сказать лучше о том, что привело ее сюда. И все ходила вокруг да около.
— Так, значит, эти люди отказываются ухаживать за Содзо, — перебил ее Санкити.
— Нет, не отказываются. — О-Кура попыталась улыбнуться. — Ты же знаешь, у них никаких других забот нет. Они люди свободные. И готовы ухаживать за Содзо. Но ведь он совсем больной, хлопот с ним много... А цены все растут...
Разговор опять пошел в сторону. Тогда Санкити спросил без обиняков:
— Они, что же, считают, что им платят мало?
— Да, в этом все дело. Просят прибавить две иены в месяц.
— А что, сестрица, — пошутил Санкити, — не возьмете ли вы Содзо к себе? Деньги на его содержание я буду давать, как и раньше. Это ведь будет дешевле, не правда ли?
— Ни за что! — Худое тело о-Кура затряслось от возмущения. — Лучше умереть, чем жить под одной крышей с Содзо.
Больной Содзо, о котором в семье говорили, что ему пора бы к праотцам, все еще жил. Для всех он был обузой. После того, как уехал Минору, часть денег на содержание больного брата давал Санкити. Давал столько, сколько просили. Семья Минору очень бедствовала.
— Я рад видеть тебя, сестрица. Но сегодня у меня так болит голова... — Санкити потер лоб. Он согласился платить больше за Содзо и сказал, чтобы о-Сюн пришла за деньгами на следующий день.
Поговорили и о предстоящем замужестве о-Сюн.
— Слава богу, уже и помолвка была. Жених и невеста подарками обменялись. Теперь я за о-Сюн спокойна, — сказала о-Кура.
Роль отца в этом важном деле могли взять на себя только Морихико или Санкити. Морихико, верный семейным традициям, сказал, что свадьба должна быть сыграна по всем правилам. Расходы опять ложились на плечи братьев.
— Вы тут беседуйте. Ты уж не сердись, сестрица. Меня ждет работа, — с этими словами Санкити ушел к себе.
В этот день ему не работалось. Лучи солнца играли на желтоватых стенах комнаты. Те самые лучи, которые падали на белую ограду набережной и, отражаясь, ударяли в глаза, когда он утром гулял. Он смотрел на желтые пятна света и раздраженно думал, что его любимая работа, о которой он мечтал, превратилась в изнурительный труд, чтобы прокормить родню. Санкити сошел вниз.
— Дай мне кимоно, — сказал он о-Юки. — Я пойду по делам.
Санкити пошел переодеваться. О-Кура все говорила и говорила о чем-то своем с о-Юки. Достав несколько белых выстиранных таби, о-Юки посмотрела на них и улыбнулась.
— Больше двух раз не надевает. Не настираешься на него.
Она выбрала таби, у которых был вид получше, и дала их мужу. Санкити разорвал скреплявшую их нитку, и с трудом натянул севшие после стирки таби.
— Есть что-нибудь из Маньчжурии? — спросил он, возясь с застежкой.
— Только что получили письмо. Пишет, что здоров, работает. Передает всем поклоны.
— Пусть ему будет во всем удача.
— Хорошо бы...
— Денег еще не прислал?
— Какие там деньги... Пишет еще, что нашлись и в той земле добрые люди, смотрят за ним.
О-Кура, чувствовавшая себя очень одиноко после отъезда мужа, с особым ударением произнесла слово «добрые». Санкити вышел на улицу.
Морихико был дома. Он только что вернулся от телефона, когда Санкити пришел к нему. Попросив брата подождать, Морихико сел за стол и принялся писать письмо, ловко бегая кисточкой по бумаге. Перечитав написанное, он запечатал конверт и, повернувшись к Санкити, хлопнул в ладоши. Вошла горничная.
— Письмо спешное, — сказал он, протягивая горничной конверт. — Отправьте немедленно.
Покончив с делами, он повернулся к брату.
— У меня к тебе просьба... — начал Санкити. Морихико с первых слов догадался, какая просьба у брата.