— Одна только вышка в Охаси не изменилась, — заметил Сёта.
Вода волновалась. Голубовато-зеленые подвижные блики утомляли глаза. Санкити не мог больше смотреть на воду.
Они дошли до Охаси и повернули обратно. Глядя на Сёта, уныло шагавшего рядом, Санкити спросил:
— Ты видишься сейчас с Мукодзима?
— Нет.
— Вот, значит, как дело-то обернулось!
— Опостылело мне все. Она сказала, что в чайном домике встречаться для меня слишком дорого. Звала к себе домой. А это не понравится ее хозяйке. Да и не очень-то умно связываться с гейшей... — Сёта махнул рукой в сторону другого берега. — Видите большой дом? Это контора одной компании. Ее директор покровительствует Мукодзима. Говорят, он возил ее в Хаконэ. Кажется, хочет ее выкупить. Мукодзима спросила меня, как ей быть. А что я могу посоветовать? Делай, — говорю, — как считаешь лучше. А все-таки жаль ее. Она даже в долги влезла ради меня. А, ладно, все равно, не могу же я на ней жениться...
Сёта умолк. Санкити тоже шел молча.
— Да, — вдруг улыбнулся Сёта, — а ведь я ее видел недавно. Помните, тут на днях шел снег? На другой день я поехал на пароходе до Адзумабаси. Выхожу там и встречаю Мукодзима, а с ней несколько молодых гейш... «Ты что-то совсем не показываешься, говорит. Я ждала, ждала, думала, что случилось. Сегодня я тебя ни за что не отпущу». Я отнекивался, в кошельке, мол, пусто. А она только рукой махнула. «Об этом не беспокойся, я все устрою. Идем с нами!» Гейши окружили меня. Так я и оказался их пленником...
Они еще немного прошли, потом Сёта сел на пароход до Умаябаси. Санкити остался стоять у железного моста, пока белый пароход, увлекаемый маленьким буксиром, не скрылся из виду.
У Санкити после разговора с Сёта разболелась голова. Затылок отчаянно ломило. Некоторое время Санкити смотрел на взбудораженную приливом воду, стараясь вернуть себе душевное равновесие.
«Что я мучаю себя? — Такова жизнь. У жены одно, у мужа другое... Им никогда не понять друг друга», — эта мысль сводила его с ума. Санкити тяжело вздохнул и зашагал домой.
Старик Нагура сидел за столом и прихлебывал сакэ.
— Пожалуйста, не ухаживайте за мной, не обращайте на меня внимания, — сказал он Санкити, — я отлично управляюсь сам. — И налил себе еще из бутылки.
Когда у старика в голове начинал бродить хмель, он собирал вокруг себя семью и пускался в воспоминания. Он рассказывал о лишениях, которые перенес в былые времена, о том, как мало-помалу начал богатеть, как наступило процветание, какие он совершал далекие путешествия и как в конце концов отошел от дел. Он рассказывал, зажмурившись от удовольствия, раскачиваясь и размахивая руками. Одет он был просто, по-стариковски неряшливо, но в его манерах и разговоре чувствовался, властный хозяин большого дома.
— Ну, опять своего конька оседлал, — подошла матушка Нагура.
— А скажите, отец, — спросил Санкити, — что вы чувствовали, когда сгорел у вас тот дом, что вы сами построили?
— А ничего не чувствовал, — отвечал задорно старик. — Тому дому, видать, суждено было сгореть при пожаре.. Все имеет свой конец. Так уж мир устроен.
Женщины рассмеялись. Вбежали Танэо и Синкити и потянулись руками к расставленным на столе кушаньям.
— Ведите себя хорошо, — наставительно сказала детям о-Юки.
— Неужели это Танэтян? А Синкити-то как вырос! Какие славные детки... — Старик осовело посмотрел на внуков и сунул им в рот по куску какой-то закуски.
— Вот я вас! — прикрикнула на них мать, хлопнув ладонью по циновке.
Дети, набив полные рты, убежали. Служанка внесла лампу.
— Ну, хватит сакэ, — сказал старик.
Покончив с очередным блюдом, он каждый раз, молитвенно сложив руки, кланялся столику.
Санкити, попросив извинения, поднялся к себе — ему надо было работать. Он велел служанке принести себе оставшееся виноградное вино — хотелось заглушить тоску и головную боль.
— Это вино, — сказал он о-Юки, — делают из винограда на юге Европы. Оно очень приятно на вкус. И его можно пить женщинам. Составь мне компанию.
— А оно не крепкое? — спросила о-Юки, усаживал на колени ребенка.
За окном шел дождь со снегом. О-Юки, зябко поведя плечами, подняла небольшую рюмку. Вино играло на свету, напоминая янтарь.
— Какое крепкое! — простодушно воскликнула о-Юки, подержав во рту терпкую влагу.
О-Юки прижала ладони к раскрасневшимся щекам. Санкити молча смотрел на жену.