На праздник съезжалась молодежь не только из соседних, но и из дальних деревень. Городок жужжал, как потревоженный улей. Но и в этот день всеобщего веселья о-Танэ почитала своим долгом оставаться дома и охранять семейный очаг.
О-Танэ сидела в столовой и вспоминала своего отца. Она часто вспоминала его. Когда-то дом Коидзуми Тадахиро находился в десяти ри от дома Хасимото. В другом конце долины. Там прошли детские годы о-Танэ. Ее отец был грузный человек, всегда носивший отутюженные таби. Он целые дни просиживал за письменным столом у себя в библиотеке, в которой росли пионы — его любимые цветы. Когда у него уставала спина, он звал о-Танэ и просил ее помассировать ему плечи. Тадахиро учил дочь каллиграфии, воспитывал в ней прилежание, бережливость, трудолюбие, любовь к ближнему. Внушал, что целомудрие украшает женщину; объяснял, в чем состоит ее долг.
И вот женщина, имевшая такого отца, сама стала матерью. У них с Тацуо есть сын, любимый сын Сёта. Но разве он слушает советы и внушения отца с матерью? С грустью и тревогой думала о сыне о-Танэ...
Во двор вбежал, напевая, мальчишка, возбужденный, с сияющими глазами, жестами и голосом подражая носильщикам паланкина. Схватил ковш и жадно выпил холодной воды. Вскоре вернулся Санкити. О-Танэ наготовила к празднику много вкусных вещей и теперь всех угощала. В столовую влетел Сёта, едва переводя дух.
— Мама, дай что-нибудь попить. Совсем горло пересохло. Только что разобрали паланкин. И феникса уже сняли. Вот когда начнется настоящее веселье. Ну, и погуляю я сегодня!
— Ты бы хоть поел немного, Сёта, — проговорила о-Танэ.
— Ну как, дядя, посмотрел? — повернулся Сёта к Санкити. — Понравился тебе деревенский праздник? Нрав у нашего бога грубый. Поэтому и несут его в таком паланкине. Потом в храмовой роще разнесут паланкин в щепки. А на следующий год строят новый, попроще, даже дерево не красят. Вот какие дела. А смотреть на эту забаву и бородатые дядьки выходят, завязав лицо полотенцем.
Напившись, Сёта снова исчез.
Опять пробежал мимо с веселой песенкой служка с косынкой на шее. Увидев его, Санкити почувствовал, что не усидеть ему сегодня дома возле сестры.
Совсем стемнело. Городок словно утонул в море веселья. Ярко светились в темноте бумажные фонарики, толпы мужчин и женщин сплошным потоком двигались по узким улицам. Слышался треск, удары — это разбивали паланкин. Парни галдели, каждый старался перекричать другого. По берегу реки прохаживались девушки, они громко пели, взявшись за руки, чтобы не потерять в толпе друг друга. Те, что похрабрее, заговаривали с незнакомыми парнями.
В толпе сновали торговцы всевозможной снедью, надеясь в этот вечер вытянуть как можно больше у подвыпивших гуляк.
Наглядевшись на празднество, Санкити присоединился к процессии, несшей остатки паланкина. Он тоже взялся было за деревянные ручки и что-то приговаривал и кричал вместе со всеми. Но идти босиком было неудобно, тем более что приходилось спешить, чтобы поспевать за идущими впереди. Через несколько минут пот лил с Санкити градом. Он отстал от процессии и вернулся домой. Вымыв ноги, он в изнеможении опустился на циновку.
— Это ты, Санкити? — спросила о-Танэ, входя в гостиную и обмахиваясь веером. — Я тоже, пожалуй, прилягу. Давно мы с тобой не говорили вдвоем.
О-Танэ стала перебирать родных, живущих в Токио. Жаль, что у Минору плохо идут дела, а от Морихико что-то долго нет писем. Как здоровье Содзо? Санкити слушал сестру молча. И наконец, как всегда, о-Танэ заговорила о сыне.
— Он ведь совсем еще мальчик, — сокрушалась она. — Того и гляди, выкинет какую-нибудь глупость. А вдруг там родится ребенок? — Ей казалось, что эта процессия, стук барабанов, смех, эти огни, шум, веселье завлекут ее бесценное чадо в сети разврата.
«С кем он теперь? Куда пошел? Разумные доводы матери бессильны перед сладостным шепотом женщины», — думала о-Танэ.
— Я говорила ему, что и отец его не раз попадал в беду из-за женщин... Он должен помнить об этом. Чтобы добрые люди не показывали на него пальцем.
Санкити все молчал.
— Ты знаешь, какой хороший человек Тацуо. Какой он добрый, мягкий. Все свободное время проводит за книгами. Его так уважают соседи. А вот родительские обязанности он выполняет плохо. Да и что он может сказать сыну, когда сам в молодости так беспутно вел себя. Теперь-то он совсем другой стал. Работает не покладая рук. Не будь он таким легкомысленным в прошлом, и сын бы у него был другой.
О-Танэ замолчала. Ей было стыдно даже перед родным братом осуждать своего мужа. Ведь отец учил ее никогда не открывать душу другому человеку.