Он прошел в свою комнату и в изнеможении упал на циновку. В доме уже засветились лампы, а Санкити все лежал без движения.
— О-Юки! Принеси, пожалуйста, мокрое полотенце, — крикнул он жене.
О-Юки пошла на кухню и тотчас вернулась. Санкити, белый как: полотно, лежал на циновке и тяжело дышал.
— Что с тобой? — участливо спросила о-Юки, прикладывая мокрое полотенце к груди мужа.
На другой день вечером Санкити взял лист бумаги и, сев за стол, начал писать. Писал он долго. Мальчик в соседней комнате уже потушил свет, о-Фуку разделась и легла спать, а Санкити все писал.
— О-Юки! Я хочу кое-что тебе прочитать. Пока я не кончу, ты не ложись спать! — крикнул он жене из своей комнаты.
О-Юки была в это время в столовой. Сидя у очага, она шила. Тускло горела лампада. Вокруг стекла плясал рой мошкары, слетевшейся неведомо откуда;
Когда о-Юки отложила шитье, было около двенадцати. Мальчик и о-Фуку уже давно спали.
— Что ты пишешь? — спросила о-Юки, подсаживаясь к Санкити.
— Я тебе сейчас почитаю, а ты внимательно слушай, — ответил он и поставил лампу на середину стола. Внешне Санкити был спокоен, только его взгляд выдавал внутреннюю тревогу. Он начал читать медленно, внятно, чтобы жена не пропустила ни слова.
О-Юки слушала внимательно, не отрывая глаз от мужа.
— «Это письмо будет для тебя неожиданным, — начал Санкити. — Я пишу, потому что, как мне кажется, я должен это сделать. Я много слышал о тебе, и у меня сложилось впечатление, что ты добрый и честный человек. Моим пером водит желание все устроить к лучшему, а не низменные чувства, как ты можешь решить. И я прошу тебя прочесть это письмо до конца».
Глаза о-Юки потемнели. Не сказав ни слова, она продолжала слушать.
— «Так случилось, — читал дальше Санкити, — что я прочитал два письма — твое, посланное моей жене, и ее ответ. Я узнал, что ты любил и любишь мою жену. Понял я и чувства моей жены...»
О-Юки покраснела до самых кончиков ушей. Закрыв лицо руками, еще не огрубевшими от домашней работы, облокотилась она на стол и сидела неподвижно.
— «Мне пришлось много испытать в жизни. И я умею жалеть людей, — продолжал Санкити. — Твои страдания заставляют страдать и меня. Я не могу забыть о твоем несчастье, повинуясь эгоистическим побуждениям...»
Голос Санкити, глухой, дрожащий, иногда совсем прерывался. О-Юки напрягала слух, но некоторые фразы она так и не поняла.
— «Прочитав ваши письма, я увидел всю глубину ваших страданий. Но я не считаю, что ничего сделать нельзя, кроме как покориться судьбе. Я готов порвать связывающие меня и о-Юки узы. Пусть ее замужество будет для вас всего только печальным сном. Я хочу, чтобы вы были счастливы. И я все сделаю, чтобы о-Юки стала твоей женой. Я думал над этим несколько дней и ночей. Есть только одно препятствие — отец о-Юки с его непреклонным характером. Ты его хорошо знаешь. И я боюсь, как бы вместо счастья не навалилась на вас еще большая беда...»
Санкити замолчал. О-Юки не находила слов, чтобы что-нибудь сказать. Собравшись с силами, Санкити продолжал:
— «Нас трое — ты, о-Юки и я. Я не обманываюсь, выйти из создавшегося положения не так-то просто. И мы не первые пьем из этой чаши. Сколько страдает юношей и девушек, сколько пролито слез, сколько разбитых жизней. Где выход из этого? Я много думал и теперь ясно вижу — выход один: я должен уйти. Только так в вашей с о-Юки жизни опять засияет солнце. Мне очень жаль о-Юки. И если ты действительно любишь ее, будь моим другом. Мое самое горячее желание, чтобы мы стали друзьями. С какой радостью я обниму тебя! Я думаю, что мы с тобой ровесники, и уверен, что мы не позволим восторжествовать свалившейся на нас беде. Пройдет время, и мы будем вспоминать эти дни, гордясь тем, что в самые тяжелые минуты не уронили человеческого достоинства» .
Прочитав письмо, Санкити глубоко вздохнул. Так бывает, когда человек закончит тяжелую работу.
О-Юки лежала на татами, не смея взглянуть на мужа и обливаясь слезами.
— Ну, полно тебе. Кто же виноват, что все так получилось?! Давай-ка лучше отправим письмо, пока все спят, — утешал жену Санкити, помогая ей встать. Почтовый ящик был рядом — возле самого колодца.
Стараясь не разбудить о-Фуку и мальчика, они осторожно, крадучись, пошли к выходу. Минуту спустя двери отворились, и они вышли во двор. Ночь была светлая. Полная луна заливала землю голубоватым призрачным светом.
Возле бамбуковой рощи ложе ручья обрывалось уступом, и вода стремительно падала вниз. У дома Санкити был еще один выступ. Пенясь и шумя, ручей прыгал по камням, мотая плети водорослей. Подойдя к ручью, Санкити наклонился и вымыл лицо. За стол сели в одиннадцать часов, решив позавтракать и пообедать заодно. Санкити смотрел на всех с таким чувством, как будто только что пробудился от тяжелого, полного кошмарных видений сна.