— Когда я женился, я вовсе не думал, что наша жизнь будет сплошным праздником, — ответил Санкити, взглянув на ребенка. Он был недоволен тем, что прервали его размышления.
— Последнее время вы все молчите, думаете о чем-то. Что с вами происходит? — с обидой в голосе спросила о-Юки. — Разве я думала, что так все будет?
— А ты мечтала, что замужем тебе будет весело, как в театре?
— Зачем как в театре? Театры мне не нужны. И вы это отлично знаете. Вы все время сердитесь на меня. Что бы я ни сказала, вам все не нравится. Да вы и не разговариваете со мной.
— Не разговариваю? А сейчас что же я делаю? — горько усмехнулся Санкити.
— Какой же это разговор... — тихо проговорила о-Юки. И, поглядев на личико дочки, прошептала в отчаянии: — Ах, если бы я родилась такой умной, как другие женщины, вот было бы счастье! Но может быть, в следующем рождении я буду другой... И тогда я...
— Что же ты тогда будешь делать?
О-Юки ничего не ответила.
— Вы очень много думаете. Вам надо развлечься, — немного погодя сказала она. И, усмехнувшись, добавила: — Пошли бы к Сонэ. >
— Замолчи сейчас же, — не сдержался Санкити. — «Сонэ, Сонэ!» Ты только и знаешь, что попрекать меня ею. «Разве может женщина с такими куриными мозгами поддерживать знакомство с людьми из общества», — подумал еще Санкити, но вслух этого не сказал.
— Ну, что вы в самом деле сидите весь день доме как затворник. Пойдите прогуляйтесь.
— Это мое дело — идти гулять или сидеть дома.
К забору подбежала стайка соседских детей — и тут же послышался стук падающих слив.
— Футтян, крошка моя! Не любит нас папа, — сказала о-Юки, прижимая дочь в груди. — Пойдем к детишкам.
И о-Юки ушла, оставив Санкити одного.
«Глупости ты говоришь», — хотел было сказать он ей вслед, но промолчал и снова задумался.
Стемнело. Санкити и Наоки читали в северной гостиной при свете керосиновой лампы, изредка перекидываясь словами.
О-Юки вдруг почувствовала себя худо, выбежала на веранду и согнулась в приступе сильной рвоты.
— Что с тобой, сестра? — испуганно спросил подоспевший Наоки, гладя ее по спине. О-Юки ничего не ответила. Некоторое время она постояла на веранде. Потом, словно очнувшись, сказала Наоки:
— Не волнуйся, это пустяки, уже все прошло. Спасибо тебе, Наоки.
Санкити нахмурил брови. Приготовив соляный раствор, поспешно подал его жене.
В тот вечер сестры легли спать раньше, чем обычно. Натянув сетку от москитов, они быстро нырнули под нее. Но сетка не помогала; москиты и под сеткой не давали покоя. О-Фуку задула лампу, и обе о чем-то зашептались. Пробило полночь, а Санкити и Наоки все еще сидели над книгами, иногда бросая взгляд на сетчатый полог, светившийся зеленым светом.
Оттуда слышался легкий шелест — это о-Юки обмахивалась веером. Полог раздвинулся. О-Юки тихонько выбралась наружу и исчезла в соседней комнате. Наконец у Санкити стали слипаться глаза. Он встал из-за стола, собираясь ложиться спать, взглянул на постель, где спала о-Фуку, и увидел, что жены там нет. «Куда она могла деться?» — подумал он и пошел искать о-Юки.
Наружная дверь была открыта. Деревня спала, лишь вдалеке сквозь деревья светился огонек: ресторан еще не закрывался. До слуха Санкити донеслось пенье, звуки сямисена, женский смех. Газовый фонарь отбрасывал свет на одинокую иву.
Санкити вышел во двор. В темном небе тихо мерцала дымная полоса Млечного Пути.
— О-Юки! — окликнул он жену, заметив белое пятно, двигающееся по двору. О-Юки в ночном кимоно ходила по двору, жадно глотая свежий ночной воздух. Услыхав голос мужа, она тотчас подошла к крыльцу.
— Ты что так ходишь? Хочешь простудиться? — сказал Санкити и, впустив жену в дом, запер на засов дверь.
Неожиданно расхворалась о-Фуса. Летние каникулы в школе кончились, и Санкити опять ходил каждый день в школу со свертком еды под мышкой. Как-то, вернувшись домой, он застал дома переполох: о-Фуса плакала на руках у матери, все вокруг бегали, не зная, чем успокоить ребенка.
— Господи! — волновалась о-Юки. — Что с ней такое?
— Вдруг это менингит, — холодея, сказал Санкити. — Давай дадим ей лекарства, которые привез тогда Косукэ.
Санкити и о-Юки тяжело переживали болезнь дочери. Все остальное отошло теперь на второй план. Сердце у Санкити обливалось кровью, когда он слышал, как плакала маленькая о-Фуса. Он брал ее на руки, нес во двор, свистел в свистульку, а девочка все не унималась.
К вечеру у нее поднялась температура. Санкити и о-Юки всю ночь просидели у постели ребенка, не отрывая глаз от пылающего жаром личика. К утру о-Фуса заснула, видимо, жару нее спал. И Санкити почувствовал вдруг страшную усталость и тоже прилег.