В этот день Санкити получил из Токио неприятное известие. Брат Морихико писал, что Минору опять в тюрьме. Теперь Санкити понял значение всех телеграмм от Минору. Морихико в письме ругал брата за то, что тот не думает о чести семьи и своими действиями ставит в тяжелое положение не только себя, но и братьев. Он забыл, писал Морихико, что он глава дома Коидзуми.
Санкити несколько раз перечитал письмо. Перед его мысленным взором прошли одна за другой печальные картины из жизни старшего брата. Сколько уж раз била его судьба, и вот теперь этот удар. Санкити вспоминал и свою жизнь. На его долю тоже выпало немало невзгод. Бывали минуты, когда, доведенный до отчаяния, он не хотел больше жить. Что же будет теперь с семьей брата? Куда денется о-Кура с двумя девочками и больным Содзо, которого временно приютили чужие люди? Ответственность за их судьбу ложится на плечи Морихико и его собственные. Очень расстроенный пошел Санкити к о-Юки и показал ей письмо.
— Что же случилось с Минору? — всплеснула руками о-Юки. Она понимала, что и на них с Санкити падут теперь новые заботы...
Зима уже полностью вступила в свои права. В доме Санкити, как и во всех других окрестных домах, готовились к небольшому празднику, чтобы полакомиться тыквой и мисо из камыша.
О-Юки вышла из дому и через тутовую рощу направилась к ручью, берега которого густо заросли камышом. Нарезав несколько стеблей, она пошла домой. Небо в тот день было низкое и пепельно-серое, казалось, вот-вот начнет падать снег. Скоро из школы вернулся Санкити, Продрогший до костей и, не переодеваясь, в чем был, сел за стол. Футтян вертелась у всех под ногами, хватала со стола чашки, соленые овощи, наконец, упрямо заявила, что будет кушать палочками сама. О-Юки попыталась урезонить ее. Поднялся такой рев, что хоть из дома беги. Какой уж тут праздник! О-Юки принялась уговаривать раскапризничавшегося ребенка.
Был холодный зимний вечер. О-Юки, чувствуя недомогание, прилегла поближе к огню. Девочки, приходившие к ней заниматься каллиграфией, сегодня остались дома. В комнатах было тихо-тихо. Служанка посмотрела на хозяйку. Ей стало неловко, и, чтобы хоть чем-нибудь заняться, она взяла мазь и с помощью небольшой палочки принялась мазать потрескавшиеся на холоде руки.
К учению служанка не проявляла особого рвения. Если бы хозяева не заставляли ее, она бы и вовсе не садилась за книжку. Помазав руки, она раскрыла книгу и стала громко читать, чтобы хозяин слышал, какая она усердная. Но мысли ее были далеко. Она вспоминала, как летом с девушками собирала на рисовом поле гусениц, осматривая каждый стебелек, как было весело и как они потом отдыхали, растянувшись на душистом сене. Вот уже несколько раз она читала одну и ту же фразу. Потом ей надоело вспоминать. Книжка выпала из ее рук, и девушка незаметно уснула.
Вдруг проснулась и заплакала Футтян. Служанка мигом открыла глаза и снова взялась за книгу.
— Чем ты занята! — рассердилась вдруг о-Юки. — Ты что, не видишь, что девочка совсем раздета? Так и простудиться недолго. Никакой помощи нет от тебя в доме.
О-Юки, потеряв терпение, вскочила с циновки и, вырвав из рук девушки книгу, бросила ее на пол.
— Довольно этого чтения! — крикнула она. Служанка растерянно смотрела на хозяйку. — Впрочем, делай что хочешь. Все равно толку от тебя никакого, — еле сдерживая рыдания, говорила о-Юки. — Ну кто же так читает! Какой в этом смысл? Ты ведь носом клюешь над книгой. Ладно! Иди спать.
А в соседней комнате, освещенной тусклым светом керосиновой лампы, за тоненькой перегородкой сидел над книгами Санкити. За окном завывал северный ветер, не переставая шел снег: кусты, деревья, крыши — все покрылось белым саваном. Капли, падавшие с камышовой крыши, застыли и висели теперь длинными желтоватокрасными сосульками. Наступила ночь. И стало еще холоднее. Холод проникал сквозь тонкие стены в дом. Слышалось легкое потрескивание схватываемого морозом дерева.
— Спокойной ночи, хозяин! — слегка раздвинув сёдзи, проговорила служанка, постелив себе в столовой. В ночной тишине раздались ее приглушенные всхлипывания. Какая тоска слушать женский плач, особенно в те минуты, когда на сердце давят заботы, когда кругом жестокая борьба с нищетой, отчаянные усилия уберечь тепло жизни от непогоды. Поеживаясь от холода, укутав ноги пледом, Санкити еще долго сидел за столом.
Но вот и он пошел спать. Раздеваясь, он опять услышал, как кто-то плачет. На этот раз капризничала Футтян. Была уже полночь, а девочка все не унималась.
— Фу, какая нехорошая девочка, — тихонько приговаривала о-Юки. — Ты сегодня слишком много ела, вот у тебя и разболелся животик!