Голос о-Кура становился все глуше, она теряла мысль, перескакивала с одного на другое, было трудно разобрать, что она говорит.
— Какой странный наш Морихико. Никогда ничего не расскажет о своих делах. А ведь ему сейчас нелегко приходится: у него на руках вы, своя семья в деревне, да еще за номер в гостинице надо платить, — перебила невестку о-Танэ.
— Мне очень жаль Морихико, — вздохнула о-Кура.
— Я была у него в гостинице. Комната у него такая чистенькая, сам он не курит и не пьет. И как только он тянет всю эту ношу! Я так хочу, чтобы хоть у него жизнь была счастливая.
Перебирая родню, женщины вспомнили и о Содзо.
— Ох, этот Содзо, — покачала головой о-Кура. — Человек, который кормит его сейчас, часто заходит к нам. Он говорит, что организм у Содзо крепкий, хотя и поражен болезнью, вот он и коптит небо. Еще одна забота Морихико: ведь на содержание Содзо деньги посылает он... И откуда только взялся такой в семье Коидзуми!.. Хуже всего то, что он своими капризами всех истерзал... Морихико однажды не выдержал и говорит: будь Содзо мухой, так бы его и прихлопнул.
Женщины невесело засмеялись, о-Сюн прыснула: ох уж этот дядя Морихико, такое скажет!..
Пора было прощаться. О-Кура попросила о-Танэ передать Санкити привет.
— Скажи ему, чтобы он не забывал племянниц, — были ее последние слова.
О-Танэ уезжала из Токио ранним утром. Проводить ее пришли Тоёсэ, о-Сюн, о-Цуру и еще кое-кто из родни. Невестка не отходила от окна вагона, глаза ее, устремленные на свекровь, были полны слез.
10
Погостив у родителей жены, Санкити недавно вернулся домой. Сегодня вместе с о-Юки он ожидал сестру, которая после года скитаний ехала к брату.
— Тетя Хасимото! Здравствуйте, входите, входите скорее в дом, — выбежала на веранду о-Юки, увидев о-Танэ, входившую во двор вместе с Санкити, встретившим ее на станции.
Она провела о-Танэ в южную гостиную, где собралось все семейство. Дети с любопытством глядели на незнакомую тетю, которой так рады были взрослые. О-Танэ была счастлива, что вырвалась из города, рассталась наконец с городским шумом и суетой. Вот она опять в деревне. Здесь было спокойно, тихо, слышалось только мерное постукивание мельничного колеса. Ей так приятно было снова почувствовать себя в семейном кругу. Даже дорога, по ее словам, нисколько не утомила ее.
— Футтян! Это тетя Хасимото. Ты помнишь ее? — спросил Санкити у дочери.
— Ну откуда же ей помнить! Она видела меня только один раз, и то через окно вагона, — сказала о-Танэ и, взяв в ладони лицо девочки, поглядела на нее.
— Ну как, выросли?
— Очень! А Кийтян-то какая большая стала! Сестру догоняет, — переводила о-Танэ взгляд с одной девочки на другую,
— А вот и мы! — Из спальни с третьей девочкой на руках вышла о-Юки. — Ей еще годика нет, — сказала она и протянула ребенка о-Танэ.
Третью дочку Санкити звали о-Сигэ. Увидев незнакомую тетю, она испугалась и, прижавшись к матери, захныкала. О-Юки засмеялась и дала девочке грудь. Улыбнувшись, о-Танэ сказала, что не будет трогать девочку, пока та не привыкнет.
— Футтян, сколько тебе лет? — спросила о-Танэ у старшей, протягивая ей сверток. — Это тебе гостинец.
— Ты слышишь, Футтян? Тетя спрашивает, сколько тебе лет, — сказала о-Юки.
— Мне вот сколько, а Кийтян — столько, — растопырила маленькие пальчики о-Фуса.
— Тебе, значит, пять, а сестренке — три. Вот ты какая умница. За это я привезла тебе подарок. И для Кийтян что-то есть.
— Подарки, тетя привезла подарки! — радостно запрыгали девочки.
,— А ну-ка перестаньте прыгать. А то тетя скажет, какие невоспитанные дети. Никакого сладу с ними нет, такие озорницы, — пожаловалась о-Юки.
О-Фуса подбежала к тете и, заметив одобрительную улыбку матери с отцом, запела детскую песенку о черепахе.
О-Танэ слушала нежный голосок девочки и вспоминала свое детство.
— Ты хорошо поешь, — похвалила она Футтян, когда та замолчала. — Спой еще что-нибудь. Тетя так давно не слышала, как поют маленькие девочки.
Так о-Танэ вступила в дом своего брата. Все ей было здесь непривычно. Она шла вместе с о-Юки по двору и смотрела кругом: бедный деревенский дом, камышовая крыша, огород, небольшой фруктовый сад.
— А это хурма? — спросила о-Танэ, гладя ветку дерева, росшего в углу двора. — Касукэ рассказывал, что у вас растут и хурма, и сливы, и какой-то особый сорт азалии.
Сад Санкити за эти годы разросся. Он посадил яблони, сакуру, вереск. Ветви яблонь задевали стены дома.