— О-Юки, ты давала Футтян лекарство? — спросил Санкити, поднявшись на веранду.
— Что это делается с Футтян? — сказала о-Юки, выходя из комнаты и глядя на девочку. — Только выйдет погулять и тут же домой. Я ее еле уговорила сбегать посмотреть, где отец.
Долгий труд вымотал Санкити. Но, странное дело, он не мог отдыхать. День-деньской он занимался всевозможными делами, и только глаза его выдавали усталость. Он был рад приходу Сёта: ему хотелось поговорить с кем-нибудь о только что конченной работе.
Дядя и племянник расположились в комнате, выходившей окнами в сад. О-Юки принесла чай.
— Хозяин угостил нас чаем нового урожая. Отведайте, пожалуйста, Сёта-сан, — сказала она и, поставив поднос, вышла.
Угощая племянника чаем, еще пахнувшим свежим листом, и прихлебывая из чашки, Санкити стал рассказывать об одном русском писателе, о котором он недавно читал. Писатель так уставал, работая над своими произведениями, что его жена каждый день специально готовила ему простоквашу.
— И я подумал: если здоровяк-иностранец так устает от литературной работы, то что говорить обо мне. Но я не бросил на полдороге свой труд, я довел его до конца. Что ни говори, Сёта, а я герой. Когда было написано последнее слово, я швырнул перо в угол и чуть на голове не стал ходить от радости!
Сёта улыбнулся.
— У меня была одна мысль, — продолжал Санкити. — Только бы осилить эту дорогу! Только бы не сбиться, не свернуть в сторону! Если бы ты знал, чего это мне стоило. Ведь у меня на руках было тогда трое детей. Так вот... Узнали мы тогда лихо. Гробик для о-Сигэ и тот пришлось сделать из старого ящика из-под чая, в котором мы привезли книги из деревни. Вдвоем с хозяином отнесли мы гроб в храм... Я, помню, даже пошутил тогда неловко: сказал о-Юки, что о-Сигэ вовремя умерла... Вот как было. А тут еще новая беда — у супруги моей открылась куриная слепота...
— Да, да, — кивнул Сёта. — Вам было очень тяжело. Я тогда, помню, ездил в Синдзюку за лекарством.
— Я продолжал писать, несмотря ни на что. И когда уже стал виден конец и мне показалось, что все наши беды позади, умерла о-Кику. Вот тогда я окончательно потерял голову. Горе — это не то слово... Будто вихрь унес моих детей! — вырвалось у Санкити.
В Токио жена Санкити родила первого мальчика. Его назвали Танэо.
Отдав малыша молоденькой служанке, о-Юки пришла послушать, о чем говорят мужчины.
— Сколько вам пришлось пережить, тетушка! — тихо проговорил Сёта. — Мать мне писала из деревни о вашем горе.
— Когда умерла Кийтян, у меня точно сердце из груди вынули, — сказала о-Юки.
— А тут на днях к нам ворвалась какая-то противная особа, — перевел Санкити разговор на другое. — В черных хакама, подстрижена коротко. Еще с порога принялась с грозным видом читать нам проповедь. Потом осыпала о-Юки упреками и исчезла,
— Оказалось, что это родственница нашего хозяина, — объяснила о-Юки. — Она заявила, что мы забыли о боге, поэтому несчастья и преследуют нас. Вера у нас слабая... Здесь люди очень религиозны.
В глазах у Санкити появилось беспокойство. Он встал, прошел в другую комнату. Там у столба, поддерживающего потолок, играла с лентами о-Фуса. Санкити подошел к ней, потрогал рукой ее лоб, посмотрел на нее внимательно и вернулся к себе.
Кто-то робко постучал в решетчатую дверь.
-— Это подружка Кийтян, — сказала о-Юки и пошла в прихожую.
— Дай ей конфет, — крикнул вслед Санкити.
О-Юки открыла дверцу божницы в средней комнате и вынула сласти, лежавшие у свежей деревянной таблички с именем почившей. Девочка поблагодарила и убежала, а о-Юки еще долго слушала дробный стук маленьких гэта.
Потом пришла девушка в хакама, какие носят студенты. Это была дочь Морихико, о-Нобу, приехавшая в Токио учиться. Она жила у дяди и ездила в школу на трамвае.
— Добрый день, братец, — приветствовала она Сёта. Они были двоюродными, и о-Нобу называла Сёта братцем.
О-Юки каждый день ходила на могилки детей, благо храм был недалеко. И сегодня она отправилась туда, взяв с собой о-Нобу. Санкити и Сёта остались одни. Они долго еще беседовали полулежа, с удовольствием вытянув ноги.
За все время разговора Сёта ни разу не вспомнил об отце. Но когда говорить уже, казалось, было не о чем, неожиданно обронил:
— А я в конце концов узнал, где отец.
О Тацуо долго не было никаких вестей, и Санкити даже вздрогнул от неожиданности.
— На днях из Кобэ приехал господин У. и пожелал со мной увидеться. — Сёта понизил голос. — Он говорит, что отец работает там учителем. Заработанного ему хватает только на пропитание... А я-то думал, что он, бросив дело своих предков и уйдя от семьи, займется чем-нибудь гораздо более солидным...