По лицу о-Танэ пробежала какая-то тень, но она ничего не сказала.
— И вообще это люди не нашего круга, — продолжал Касукэ. — Дому Хасимото нужна другая невестка.
Вечерело.
Тень от сопки легла на крышу дома, затушевала часть двора и стену белого амбара, возвышавшегося на склоне, дотянулась до каменной ограды с навесной решеткой, на которой цвели тыквы горлянки. Выше, за оградой, маслянисто чернел участок невозделанной земли, где в давние времена предки Хасимото обучались артиллерийскому искусству.
Окончив работу на огороде, по ближнему склону спускался с мотыгой на плече старик крестьянин. Долину наполнил звон монастырского колокола, возвещавшего время вечерней трапезы.
Тацуо сидел на веранде и любовался садом. Он налил вина гостю и приказчику Касукэ, за его верную службу, и себе для бодрости.
— Где бы найти невесту для молодого хозяина, — вздохнул Касукэ, принимая из рук Тацуо чашку с вином и ставя ее на стол. — Чтобы из хорошей семьи была. Тогда и тужить не о чем. От этого зависит будущее благополучие дома Хасимото.
— Нет такой невесты, — сокрушенно проговорила о-Танэ.
— Во всей округе не найти невесты? Да этого не может быть, — рассмеялся Тацуо.
О-Танэ стала перебирать по пальцам всех девушек на выданье. Их оказалось много, но все были недостаточно хороши для ее сына.
— Пожалуй, самая подходящая невеста в Иида, — сказала она, взглянув на Касукэ. — Прошу тебя, разузнай о ней поподробнее.
— Хорошо. Узнаю все, что возможно, — ответил Касукэ.
— А что там за девушка? — поинтересовался Санкити.
— Да как сказать. Ничего определенного мы пока не знаем, — уклончиво ответил Тацуо.
— Ее рекомендовали очень уважаемые люди, — пояснила о-Танэ. — Осенью Касукэ поедет торговать вразнос, заодно и разузнает об этой семье. Пойми, Санкити, выбор невесты — очень важное дело.
Эти люди думали прежде всего о благополучии дома, а уж потом о счастье детей.
На веранду никем не замеченная вышла о-Сэн. Села тихонько подле матери и стала слушать разговор. Когда о-Танэ спохватилась, дочери уже не было. О-Танэ заглянула в соседнюю комнату.
— Что с тобой, доченька?
О-Сэн молчала.
— Ну, о чем это ты загрустила? Когда о невесте говорят, нельзя грустить, — ласково говорила мать дочери.
— Что случилось, о-Сэн? — крикнул с веранды Санкити.
— О-Сэн очень впечатлительна. Чуть что — сразу в слезы, — ответила, обернувшись, о-Танэ.
Санкити ушел в свою комнату, сказав, что у него кружится голова. Следом поднялся Касукэ, пошел принимать ванну. В гостиной остались Тацуо и о-Танэ. Сёта еще не возвращался из города.
— Ты заметил, что Сёта с Санкити дружит, — сказала о-Танэ, взглянув на мужа. — Делится с ним всем.
— Да, это верно. Что ж, они и по годам подходят друг другу.
— Не знаю, как на твой взгляд, но мне кажется, Санкити хорошо влияет на Сёта.
— Пожалуй.
О-Танэ подошла к лампе и, откинув рукав, обнажила почти до плеча худую, бледную руку, покрытую красными пятнами.
— Знаешь, как чешется. Погляди!
— Ну, нельзя так сильно нервничать.
— Нервничать! Я просто умираю от беспокойства за Сёта.
Тацуо радовался приезду Санкити. У него не было родных, и к братьям жены он относился, как к своим собственным. С приездом Санкити в доме появился человек, с которым обо всем можно было поговорить. Но чем больше они говорили, тем сильнее тревожился Тацуо за судьбу сына.
Тацуо вспоминал свою молодость. Он уже давно не возвращался мыслями к прошлому. И вот теперь, думая о сыне, он вспоминал себя. Отец умер, когда Тацуо был еще совсем молод. Дела вели три приказчика, такие, как Ка-сукэ. Их тогда называли рецептарами. Дом благодаря их стараниям процветал. Сам Тацуо не вмешивался ни во что. Обуреваемый честолюбивыми мечтами, он покинул родные места и поселился в Токио. И все-таки жизнь заставила его вернуться. Он приехал назад в затерянный в горах городишко с молодой женой и постаревшей матерью. Но сколько он пережил, прежде чем переступил порог отчего дома! Испытал он и большую любовь, и горечь разочарования. Прошел сквозь все соблазны большого города. И понял, что нет ничего на свете прочнее дела, созданного стараниями отцов и дедов. Дом предков был надежным убежищем от житейских бурь и невзгод. Получив от управляющего ключи, Тацуо принялся хозяйничать. А хозяином он оказался дельным, способным. И тогда-то впервые почувствовал он благоговейный трепет перед мудростью предков. «Сёта напоминает мне мою молодость, — думал Тацуо. — Но он еще более безрассуден. И это его безрассудство может стоить нам слишком дорого». Мысль о том, что сын совсем вышел из повиновения, не давала ему покоя. Расстроенный, он в этот вечер ушел к себе раньше обычного.