— Какой смешной муж у нашей соседки, — сказала она, вернувшись. — «О-го-го! — говорит. — Хокото наш уже сам может влезть на Фудзи! Да и я — даром, что старик». И как начал смешить нас, я чуть не до слез смеялась...
О-Сюн улыбнулась.
Вечером лунный свет пробрался в сад. О-Нобу сказала, что хочет лечь спать пораньше, и одна залезла под москитную сетку. Вечер был чудесный, и Санкити решил, как и вчера, немного прогуляться. О-Сюн пошла вместе с ним.
Завтрак был готов. О-Нобу принесла из кухни деревянное ведерко с горячим вареным рисом. О-Сюн нарезала баклажаны, которые собственноручно засолила, разложила по тарелкам и внесла в комнату.
Санкити взялся за палочки не сразу. Сидел молча и мысленно ругал себя. Вот ведь ничтожный какой характер. Он даже поморщился.
— Ваш дядя обещает исправиться, — вдруг сказал он немного торжественным тоном и склонил голову перед племянницами.
О-Сюн и о-Нобу прыснули в ответ и церемонно поклонились.
Санкити понюхал аппетитно пахнущий суп из мисо. Сегодня дядю как подменили, он не смешил племянниц, не строил веселых гримас. После завтрака он говорил тихим, скучным голосом:
— Вспомните умерших девочек... В сущности, даже такое обыкновенное дело — завтрак в кругу семьи — счастье... Хорошо, когда есть родные. —- И еще: — Если бы не Морихико, каково пришлось бы семье Минору... Не забывайте этого, дорогие племянницы, умейте ценить все, что дает вам жизнь...
Санкити было не по себе, и он не мог этого скрыть. Он подошел к окну и стал глядеть на играющих детишек и кур, копавшихся в земле. Ему вспомнился вчерашний вечер. Деревья и кусты стояли окутанные прозрачной дымкой. Вместе с о-Сюн они шли мимо птичника. Ночь была белая от лунного света. Неумолкаемо трещали сверчки. Он часто ходил по этой дороге со своими девочками, когда они были живы. Они рвали цветы или просто бродили, взявшись за руки. Повинуясь безотчетному порыву, он вдруг взял племянницу за руку. Он не мог с собой справиться. «Тебе, наверно, смешно идти так?» — неловко попытался он шутить. О-Сюн спокойно и доверчиво ответила: «Хорошо, когда есть дядя!» Вспоминая свои вчерашние слова, Санкити почувствовал стыд и отвращение к самому себе.
— Дурак! — прошептал он.
Сестры вынесли в среднюю комнату столик и разложили чистые листы бумаги. «Будем писать письма тетушке о-Юки». О-Сюн достала видовые открытки собственного изготовления.
— Сестрица о-Сюн, нарисуй и мне одну! — попросила о-Нобу.
Учиться рисовать посоветовал о-Сюн много лет назад Санкити. Ее мать, как ни были они бедны, понимала, что это важно для дочери, и все эти годы платила учителю. Сперва о-Сюн училась рисовать цветы и птиц. Когда Санкити переехал в Токио, он иногда беседовал с ней о живописи, учил ее видеть прекрасное. Но с течением времени такие беседы велись все реже и реже.
В ту осень долго еще цвела недотрога. Как-то о-Сюн сорвала один цветок. Он скоро увял. Но его прелестные очертания были запечатлены на открытке, Этот рисунок и восхитил О-Нобу. Подошел Санкити.
— Дядя, вам нельзя смотреть, — сказала о-Сюн и обеими руками прикрыла открытки.
Она стала рассказывать о своих друзьях, о школе. Вспомнила своего учителя, которого очень почитала. Учитель говорил, что в мире есть десять добродетелей. Если соединить их вместе, получится одна высшая добродетель. Семь добродетелей она отгадала сама, а три так и остались неразгаданные. Она до сих пор ломает голову... Еще о-Сюн сказала, что ее учитель очень похож на дедушку Тадахиро.
— Ну, они все-таки, наверное, разные люди, — заметил Санкити, до сих пор молчавший.
О-Сюн упрямо твердила свое. «Это твоя фантазия», — хотел было сказать Санкити, но передумал и, пожав плечами, ушел к себе.
Наступил вечер.
На улице, казалось, было светло, как днем. Фосфорическое сияние луны опять увлекло Санкити в рощу. И опять с ним пошла о-Сюн.
Было уже поздно, когда они возвращались. Двери в крестьянских домах были плотно закрыты. На улице возле своих домов лежали, растянувшись, здоровенные псы. Время от времени они поднимали морды, настораживали уши. Санкити осторожно обошел одного, загораживая собой племянницу. Узкой тропинкой между живой изгородью и окном прошли они в сад. В доме учительницы тоже все спали. Темное окно, обращенное к дому Санкити, походило на закрытый глаз.
Ночь текла, объятая безмолвием. Санкити сидел на веранде. Свет луны падал на его колени. О-Сюн пошла спать, но скоро вернулась в белом ночном кимоно и, сев рядом с Санкити, сказала, что не может уснуть.
Неожиданно во двор ворвалась свора собак. Они носились между деревьев, яростно размахивая хвостами. На улице залаяли другие псы. Услышав лай, одна из собак, изогнувшись под бамбуковой изгородью, исчезла, за ней тотчас последовали остальные. Под ночным небом раздавались их злобное рычание и лай.