«Опять они за свое», — подумал Санкити.
— Я отбросил эту приторную вежливость. И говорю с тобой на ты, Коидзуми-кун. Теперь ты знаешь, каким ремеслом я занимаюсь. Вот на что решился. Так что ты об этом думаешь?
— А дядюшка ничего не думает, — заметил Сёта.
— Ты, может, скажешь, что к тебе в гости пришел Сакаки? Шут сегодня к тебе пришел — вот кто. Да еще не один, а с другим таким же шутом, не правда ли, Хасимото-кун? — Сакаки резко повернулся к Сёта. — А как сегодняшний курс на бирже? У меня больше нет сил быть посторонним наблюдателем, смотреть, как богатеют другие...
— Что это тебя так разобрало сегодня? — удивился Сёта.
■— Знаешь, я думаю, пора нам как следует за дело браться.
За окном раздались звуки флейты и барабана. По улице двигалось шествие, рекламирующее театральные постановки. Шум поднялся такой, что трудно было разговаривать. Снизу донеслись веселые голоса племянниц. Они вынесли на улицу Танэо показать ему шествие.
— Прошу меня простить, Коидзуми-кун, что я говорю в твоем присутствии о своих делах. Ты, верно, помнишь мою жену. Она пишет мне длинные письма, рассказывает о домашних делах. Когда я читаю их, у меня текут слезы. И потом ночью я долго не могу уснуть. Все думаю о доме. Но проходят дни, и я опять все забываю. Наши родители оставили нам долг в триста тысяч, а мы этот долг удвоили...
Сёта с серьезным видом кивал головой. Потом, как бы вспомнив, зачем он тут, вынул из кармана часы, взглянул на них и обратился к дяде:
— Сакаки-сан приглашает нас сегодня поужинать. Не откажите составить компанию.
Сакаки ничего не оставалось делать, как прекратить свои излияния.
На лестнице послышался топот, в комнату вбежали девочки.
— До свидания, братец, — вежливо попрощалась о-Ай.
— А как же заявление в школу, о-Айтян? — спросил Санкити.
— Сестрица нынче его написала.
— С вашего позволения, дядя, я тоже ухожу, — с легкой холодностью проговорила о-Сюн, поклонившись Сёта и Сакаки.
— До свидания! — послышался из-за спины старшей сестры голос о-Цуру.
Провожая племянниц, Санкити вместе с гостями спустился вниз. Он сказал Сёта, что решено отдать о-Нобу в семью Минору. Они тоже недавно переехали на новое место.
Внизу сразу стало шумно. О-Ай выделялась среди всех нарядным кимоно. На о-Сюн был красивый пояс, который она сама разрисовала. Девочки попрощались с о-Юки и ушли. Следом за ними вышел и Санкити. У ворот его ждали Сёта и Сакаки. Только что начало смеркаться, а по улицам уже сновали фонарщики, и один за одним вспыхивали огоньки газовых фонарей.
Лениво текла река. Сакаки и Сёта провели Санкити в комнату, освещенную электричеством. Прямо над самым ухом слышалось глухое бормотание воды — бурлили круговороты под мостом, который был рядом с ресторанчиком.
Сакаки распахнул сёдзи.
— Заметь, Хасимото-кун, здесь тоже нужны...
— Деньги, деньги, — подхватил Сёта.
Сакаки одобрительно похлопал приятеля по плечу.
Санкити стоял у открытых сёдзи и смотрел, как течет вода. Служанка внесла столик. Сакаки, большой любитель выпить, провозгласил тост.
— Пусть и сестренка с нами выпьет! Как, по-твоему, чем мы занимаемся?
Служанка, поставив рюмку, оглядела каждого внимательно.
— Ну так кто же, по-твоему, я? — делая вид, что его очень интересует ответ служанки, спросил Сёта.
— По-моему... во всяком случае... мне так кажется... вы торгуете мешками или сумками... Ну, всякой кладью, в общем.
— Боже милостивый, неужели у нас все еще такой юный вид? — почесал голову Сёта.
Сакаки расхохотался.
— Ошиблась, сестренка. Мы двое — биржевые маклеры, правда, свежеиспеченные.
— Так вы с Кабуто-тё? Наши девушки часто ссорятся из-за господ с Кабуто-тё, — улыбнулась служанка, но было видно, что она приняла слова Сакаки за шутку, каких слышала здесь немало.
Повеселить друзей пришла гейша. Она была уже немолода, из тех, что являются по первому зову. В комнате через дворик, за ярко освещенными сёдзи, слышался громкий смех и звуки сямисэна, далеко разносившиеся по воде. Там шло большое веселье. Сакаки и Сёта больше не чувствовали себя шутами. Они держались гордо и с достоинством.
— А гости в том зале в большем почете, — вдруг обиделся Сакаки.
Обоих приятелей оскорбляли неловкие манеры служанки, равнодушие гейши. Сакаки помрачнел. Поднес к губам чашу с душистым сакэ.
— Угостите и меня, — робко попросила гейша. Она была не то что немолода, а просто стара. Но, видно, старалась забыть об этом. Развлекать гостей она совсем не умела.