Андрей расстегивает пуговицы на воздушной блузке Любы, припадает к ее грудям в поцелуе, рычит, постанывает, нетерпеливо их мнет.
«Порвешь, Андрюша… Погоди, дай я сама ее сниму», – игриво произносит Любаша.
«Хочу тебя… Трахаю ее, а представляю тебя. Всю душу ты мне вытрепала, Любашка. Жду не дождусь, когда станешь моей»…
– Пожалуй, пора прекратить… хм… демонстрацию, – сухо произносит Чеслав.
Не ожидала от него, если честно… Все молчат. Поднимаются и шумно задвигают стулья. Выходят из зала не прощаясь.
Торопливо сгребаю провода в огромную сумку, бросаю туда же проектор, бумаги и направляюсь к выходу.
– Дана Алексеевна, – зовет меня Иван Дмитриевич.
– Я… Я потом, ладно? Потом...
У меня шок. Знаете, наверное, такую боль испытывают раненные на поле боя солдаты. Судорожно прижимают ладони к кровоточащей ране, пытаясь сместить сломанные кости, болтающиеся обрывки мяса, капилляры… А мне что держать? Разбитое сердце?
Наверное, его… Холодный воздух несет ароматы реки, пожухлой листвы и древесной смолы. Забирается под одежду, пощипывая кожу… Плотные, серые тучи скрывают солнце. Серость, безликость и беспросветность… Прямо, как моя душа сейчас…
Я живу недалеко от больницы, всего в десяти минутах ходьбы. Однако сейчас пешей прогулке предпочитаю такси. Сегодня особенный случай – моя жизнь разделилась на две части… Разверзлась, как земля под ногами. А я в невесомости… Не понимаю, как жить и что делать? Задыхаюсь просто… Дышать не могу… Вот тебе и чувство самосохранения.
Сую водителю наличные и, прижимая сумку с проектором к груди, направляюсь к подъезду.
Вспархиваю по ступенькам крыльца и тихонько, задержав дыхание, проворачиваю в замке ключ. Вхожу в дом на цыпочках, понимая, что моя чрезмерная предусмотрительность излишня – Любаша воет так, что и грохот не услышит. А Андрюша-то мой тоже хорош – стонет ей в унисон. Рычит и, очевидно, толкается бедрами что есть силы – пока не вижу этого, зато слышу, как протяжно скрипит кровать.
Мерзость какая… Оглядываю квартиру, думая не о грядущем разводе, а о куче нестиранного белья в ванной. Да и полотенца там висят вчерашние…
Интересно, они и это обсуждают? Мою несостоятельность как хозяйки? Не только профессиональную непригодность?
И зачем мне думать об этом сейчас? Не дом это вовсе… Дом, но не мой. Чужой…
Бросаю сумку на полу и, не разуваясь, прохожу в спальню.
Красное лицо Любаши с потеками туши словно каменеет при виде меня. Ее рот некрасиво искривляется, а дрожащие ручонки тянутся за простыней.
– Да ладно тебе… Что я твои сиськи не видела? Вместе же в бассейн ходили, – фыркаю я.
Андрей недовольно отпускает молочные бедра Любы и пытается натянуть трусы. Со вздыбленным членом делать это довольно сложно.
– Прости, Андрюша. Наверное, я помешала? Надо было подождать, пока ты кончишь?
– Да, надо было! – рявкает он.
Оправданий или извинений не будет, это я уже поняла. А что будет? Серьезный разговор о разводе и разделе имущества или…
– Дана, нам надо было давно рассказать правду. Но раз так вышло… Собирай вещи и уходи, – тоном, не допускающим возражений, произносит мой муж.
Любаша кокетливо застегивает пуговицы на блузке, смахивает с лица разметавшиеся пряди, поправляет юбку.
Зачем я тут стою? Смотрю на них, отчеканиваю картинку в сердце, как тавро… Впитываю чужие запахи – духов, пота, секса… В моем, то есть уже общем доме… Нашем на троих.
– Я? А, может, твоя любовница и, по совместительству, моя подруга свалит отсюда? – взрываюсь я. – Это и моя квартира тоже, Андрей, и…
– Моя, – язвительно произносит он. – Я оформил документы на квартиру задним числом. За три дня до нашей регистрации в ЗАГСе. Так что… Люба ждет моего ребенка, а ты… У тебя десять минут на сборы. Бери самое необходимое и вали. Остальное Любаша соберет и передаст тебе позже.
Любаша оживает. Приосанивается и победоносно смотрит на меня – хватающую воздух ртом, жалкую… У меня в глазах темнеет от обиды. Воздух покидает легкие, словно кто-то насильно его вытянул…
– Андрей, я… Как же так? А ремонт ведь делали за мой счет. У меня и чеки сохранились, а еще…
– Нет больше никаких чеков, Дана. Квартира моя, я ее единоличный хозяин. Проваливай, пока ветер без камней.
Не понимаю, как он мог так долго притворяться? Улыбался мне, целовал по утрам, хвалил кулинарные эксперименты, спал со мной, в конце концов? Вспомнила – он Любу представлял на моем месте! Высокую, с пышными формами – полную противоположность мне…