— Уж я, право, не знаю. Как-нибудь надо устраиваться. Если взрослые начнут работать, они сами позаботятся о младших.
— Похоже на то, что они собираются остаться здесь. А куда мы их поместим? Если дать помещение, надо давать и дрова, и еду. Мы ведь не банкиры какие-нибудь.
— Все это верно, Мартын, но совсем отказаться от них тоже неудобно. Пойдут разговоры…
— Ну, о соседях я меньше всего беспокоюсь. Если они настолько богаты, то пусть и заботятся об этих голодранцах. Мало у нас своих забот? Грузовой автомобиль мне никто не подарит. К лету Миците понадобится пианино.
В конце концов, супруги, очевидно, о чем-то договорились, потому что, когда Мартын вернулся, он опять был шутлив и любезен.
— Узнаете эту фрейлейн? — спросил он, положив перед ними на стол альбом с фотографиями, на первой странице которого красовались фотографии Миците. Она выглядела довольно миловидной. Слегка вздернутый надменный носик, завитые волосы, круглое полное личико и полуоткрытые в улыбке губы. По сравнению с изнуренными девушками Зитаров, тела которых покрывали старая одежда довоенного времени и приобретенные во время эвакуации лохмотья, Миците действительно казалась изящной барышней. Просто не верилось, что эта девушка приходится двоюродной сестрой. Она училась в женской гимназии и играла даже на фортепьяно. Следующие страницы альбома заполняли фотографии ее подруг и друзей. Среди них были офицеры и студенты; о других, менее значительных людях Мартын не говорил ничего. Он имел основания гордиться.
— Жаль, что Андрей не вернулся, — сказал он, — мог бы беседовать со своей крестницей по-английски.
— Разве Миците учится английскому? — удивилась Эльза.
— Ну, она его, вероятно, уже изучила, — улыбнулся Мартын. — Сыплет как горох: олрайт и вери вел, сенк ю, хау ду ю ду. Ну, точно старый капитан. Плохо только, что летом дома ей не с кем практиковаться. Здесь никто не знает английского.
— Она может разговаривать с Янкой, — вмешалась маленькая Эльга.
— Как? Разве Янка тоже ходил в гимназию? — удивился Мартын.
— В гимназии изучают не английский, а латынь… — усмехнулся Янка. Хвастовство дяди начинало его раздражать. — Я научился самоучкой.
— Ну, это, конечно, не то, что в школе… — усомнился Мартын. — Научиться болтать кое-как может каждый. Но если хочешь изучать по-настоящему, нужен учитель.
— У меня был неплохой учитель, — обрезал его Янка. — Как ты думаешь, дядя, разве отец не знал английского?
Казалось, в этом вопросе Мартын был побит, но борьба не кончилась.
— Языка одного недостаточно, — вздохнул он. — Теперь учат разным наукам. Если бы ты видел, и каких только книг нет у Миците! Да, плохо, когда юноше приходится оставаться без образования. Но кто же тут виноват. Я тоже считал, что Андрей сделает своих сыновей господами. Теперь уж ничем не поможешь. Не всем быть господами. И если человек рыщет по свету в поисках счастья, ему приходится всю жизнь оставаться простым мужиком.
В соседней комнате послышался звон посуды. Альбом с фотографиями был просмотрен. Эльза разговаривала с Мартыном о Сибири. А помрачневший Янка разглядывал обстановку трактирщика. Тяжелый дубовый шкаф с зеркальной дверью, стол, стулья — все это когда-то стояло в доме его отца, так же как диван, буфет и многие красивые безделушки. Янка про себя порадовался сегодняшним угрозам Эрнеста: «это надо сделать неожиданно…» Как тебе это не понравится, дядя Мартын!
Наконец, стол был накрыт, и Анна пригласила гостей к ужину.
— Не обессудьте. Чем богаты, тем и рады.
Мартын усмехнулся скромности жены. «Чего у нас не хватает? — спросил бы он. — Вот жаркое из свинины с тушеной капустой; вот салат из тыквы, варенье, мед и настоянная водка. Нажимайте сколько влезет! Только смотрите, чтобы не стало дурно, — после голодания нужно начинать с молочка». Сам он никогда не голодал, но ел за троих — такая натура. Возможно, он хотел показать пример. Ужиная, Мартын искоса посматривал, как едят племянники. Ничего, обижаться нельзя. Такой пищи они давно не видали. Только не воображайте, что вас всегда будут здесь так угощать, — сегодня вы гости.
Эльга не умела скрывать аппетита, и у Мартына на сердце потеплело при виде того, как она ест, — будет о чем рассказать соседям. Эльза была не лучше, но она делала это более ловко: ела медленно, в перерывах разговаривала, занималась сыном и маскировала грубую потребность природы изящными манерами. Только Янка, словно упрямый козел, перепробовал все, но ничего не накладывал на тарелку по два раза. Лениво жевал он мягкую свиную грудинку, откусывая маленькими кусочками хлеб. И напрасно ждал Мартын, что он начнет есть капусту с ножа. Неужели они там, в лесах Сибири, не успели забыть, как держать себя за столом в приличном доме? Мартыну казалось, что это только пустое зазнайство, — изысканные разговоры и изящные манеры не к лицу голытьбе.
К концу ужина, когда у корчмаря Мартына появилась уже отрыжка, Эльза заговорила о Карле.
— Без солидного поручителя его не выпустят. У вас, дядя, есть и имя, и положение. Если бы вы написали в охранное управление и поручились за него…
— Гм… — проворчал Мартын, ковыряя вилкой в зубах. — Это не так просто. И зачем Карл спутался с этими коммунистами? Если я поручусь за него, а он опять начнет дурить, мне придется расхлебывать эту кашу. Осенью я вступил в айзсарги [18]. Там строгие порядки. Неизвестно еще, как посмотрит на это мое начальство.
Отказать сразу у него не хватило мужества, но в душе решение было готово еще в самом начале разговора: никакого поручительства! Пусть Карл сам выбирается из беды.
В знак того, что дальнейшие разговоры по этому вопросу он не собирается вести, Мартын обратился к Янке.
— Как у тебя с военной службой?
— В феврале надо идти, — ответил тот.
— Так, так. Еще два месяца впереди. А что ты думаешь делать до того?
— Посмотрю. Если бы где-нибудь найти работу…
— В зимнее время трудновато найти. Разве только за питание.
— Можно и так, — согласился Янка.
— Жаль, что раньше не приехали, — продолжал Мартын. — Я осенью принял продавца в лавку. Эльза могла бы обслуживать в трактире гостей.
— Конечно, это можно, — поспешно согласилась Эльза.
— Но теперь уже поздно, — сказал Мартын. — Мне, правда, еще нужен один работник для рыбной ловли, да не знаю, не покажется ли Янке такая работа слишком грубой.
— Работа остается работой, — пробормотал Янка. — Мы в Сибири тоже не в конторах сидели.
— Одежду и высокие сапоги я тебе дам, но только ты сразу же должен приступить к работе. Грести ведь ты умеешь? Остальному научат другие.
Так Янка стал батраком у своего дяди. Жалованье ему еще не назначили — время зимнее, ловля неважная. Да, видимо, придется помогать и тем, остальным. Как тут говорить о жалованье? Насчет Эльзы у Мартына возник другой план. Если бы он удался, Эльза была бы пристроена. Янка потом слышал, как тетка шепталась с сестрой:
— Долго ли ты будешь так мотаться одна? У него мельница. Не старый еще. Но я ведь ничего. Поступай, как знаешь…
Потом они вышли на кухню, и в окошечко, через которое подают кушанье, Анна указала в трактирный зал:
— Вот он — в большой шубе и зеленом шарфе. Совсем не такой уж старый.
После этого Эльза задумалась. В самом деле, долго ли ей мыкаться одной? Нет, он не так еще стар. Правда, волосы редковаты, но они еще не седые.
— Но ведь неизвестно, как он сам, — проговорила она.
Анна загадочно улыбнулась.
— С ним-то мы договоримся, если только ты захочешь.
В тот вечер об этом больше не говорили. Гости остались ночевать, потому что Янке уже с утра надо было приступать к работе, а Эльзе предстоял серьезный разговор с Анной. Хозяин, когда гости улеглись, вышел в трактир и сообщил посетителям новость:
— Брат скончался, семья разорена. Я теперь должен обо всех заботиться…
Пьяницы выслушали его и захотели узнать все подробности, чтобы рассказать дома и этой новостью отвести от себя упреки жены за поздний приход. Но так как об этом не скоро расскажешь, они заказали полдюжины пива, потом еще полдюжины.
18
Айзсарги («защитники») — члены существовавшей в буржуазной Латвии военизированной реакционной организации, созданной весной 1919 г. в ходе борьбы против сторонников Советской власти. Организация айзсаргов, так же как аналогичные организации в соседних буржуазных странах (кайтселийт в Эстонии, шаулисы в Литве, шюцкор в Финляндии), представляла собой ударную силу буржуазии в борьбе против революционного движения городского и сельского пролетариата, причем эта хорошо вооруженная и организованная в полки (по территориальному принципу) «вторая армия» превосходила по численности армию буржуазной Латвии. Оказавшись постепенно под безраздельным влиянием кулацкой по преимуществу партии «Крестьянский союз», организация айзсаргов явилась главной силой, которая осуществила в ночь с 15 на 16 мая 1934 г. фашистский переворот, приведший к власти в Латвии лидера этой партии К. Ульманиса, и в годы существования диктатуры Ульманиса (1934–1940) была основной ее опорой. В период Великой Отечественной войны бывшие айзсарги на временно оккупированной гитлеровскими захватчиками территории Латвии тесно сотрудничали с ними.