— Лучше уж быть шлюхиным сыном, чем таким надутым индюком, высокомерным кретином и спесивым болваном, как ты, — сказал я. Если мне впредь суждено страдать дефектами речи из-за отсутствия передних зубов, пронеслось у меня в голове, то пусть хоть последние мои внятно произнесенные слова будут смелыми, вескими, запоминающимися.
Прихвостни Булата стали подзадоривать его одобрительными возгласами. Им не терпелось поглазеть, как он со мной расправится. Красавчик Морнингстар сжал кулаки. И в этот момент кто-то позади меня громко откашлялся. Я оглянулся.
Неподалеку от нас в тени от замковой стены стоял сэр Умбреж. Стоял и смотрел на меня и стаю оруженосцев, скрестив руки на груди. С пояса у него свисал меч в ножнах. Мы замолчали, и старик тоже не произнес ни слова. Ему, ясное дело, ничего не стоило подойти к нам неслышно — ведь мы с Булатом так друг на друга орали. Старый рыцарь был одет в придворное платье, серый парадный костюм с черной оторочкой на рукавах камзола и панталонах.
— У нас к вам нет претензий, добрый сэр рыцарь, — приветливо заверил его Морнингстар, — и никаких вопросов тоже. Вы наверняка стали жертвой плутовства этого вот негодяя, вернее, одной из жертв. Как и мы все.
Сэр Умбреж ничего ему не ответил. И с места не сдвинулся.
— Так что спокойной вам ночи, — сладким голосом прибавил Булат, — а мы, с вашего позволения, продолжим… дискуссию.
Ни слова не произнес на это старик. И даже не шелохнулся.
— Сэр Умбреж, при всем моем к вам уважении, право же, будет лучше, если вы… — Булат осекся, видя, что его увещевания не возымели на пожилого рыцаря никакого действия. Тот словно окаменел, полностью утратив не только дар речи, но и способность двигаться.
Стоило Морнингстару умолкнуть, и вокруг нас воцарилась мертвая тишина. В воздухе веяло чем-то недобрым, и я уверен, что Булат и его дружки тоже это почувствовали. Даже цикады, и те перестали трещать.
В конце концов он таки выпустил из своей пятерни мой воротник и с нарочито брезгливым видом отряхнул ладони. Сперва он открыл было рот, чтобы еще что-то сказать моему патрону, но потом передумал и вяло махнул рукой. И отступил, побрел прочь в сопровождении своих приятелей, задержавшись лишь на мгновение, чтобы поднять с земли кожаный кошель. Удалившись на расстояние нескольких шагов от меня, Морнингстар вытянул в мою сторону указательный палец и с бешенством бросил:
— Мы с тобой еще посчитаемся, Невпопад!
И тут к сэру Умбрежу вроде как вернулся дар речи.
— Нет, — произнес он тоном, не допускавшим возражений, и хмуро взглянул на удалявшихся оруженосцев. — Не советую даже и помышлять о подобном.
Им нечего было на это возразить. Через секунду вся ватага, обогнув выступ стены, исчезла из нашего поля зрения и не иначе как отправилась на пиршество, которое было в самом разгаре.
Я первым делом подобрал с земли свой посох, потом подошел к Умбрежу и только было начал мямлить: «Сэр, благодарю вас от всей души за то, что вы…» — как его кулак со всего размаху впечатался мне в физиономию. Раздался хруст, не оставивший у меня никаких сомнений: мой несчастный нос снова оказался сломан. Я пошатнулся, но на ногах устоял, вцепился что было сил в посох и восстановил равновесие, хотя перед глазами плыли разноцветные круги и в ушах здорово звенело. Я было зажмурился, но от этого меня еще хуже замутило. Глаза пришлось открыть, и, хотя головокружение усилилось, мне удалось выпрямиться. Первым, что я смог разглядеть, когда перед глазами перестали мелькать яркие круги и точки, была рука сэра Умбрежа, двигавшаяся к моему лицу. Я стремительно пригнулся. Второй такой удар наверняка вышиб бы мне мозги. Но старик всего только протягивал мне льняной платок, чтобы вытереть кровь.
— Вот, держи-ка, — сказал он. — Зажми как следует нос.
Я последовал его совету. Задрал голову кверху и приложил платок к ноздрям, взвыв от боли, настолько мучительным оказалось прикосновение к покалеченному носу. Но все ж я не отнял платок от лица, пока кровь не остановилась.
— Сэр, за что вы меня так? — прогундосил я.
— Ты еще и не такого заслужил, — сердито ответил Умбреж. И со вздохом добавил: — Ты нас обоих обрек на страдания и тяжелейшие испытания, молодой человек. Понимаю, что не нарочно… Но как же туго нам теперь придется! Ладно, следуй за мной, я тебе все растолкую.
Он повернулся и зашагал к замку, не прибавив больше ни слова. Я, совершенно сбитый с толку, покорно последовал за ним.
Войдя в свои покои, Умбреж заложил дверь на засов, чтобы никто не помешал нашему разговору. Из пиршественного зала по-прежнему слышался отдаленный шум. Мне он казался чем-то почти нереальным, я ловил себя на том, что воспринимаю эти звуки как смутный гул из потустороннего мира, к которому лично я не имею теперь никакого отношения, с которым ничто меня больше не связывает.