— Теперь это мое дело, — возразил Тэсит с невозмутимостью, которая сделала бы честь любому взрослому. — Ты, я вижу, нашел себе новую забаву, Скрит? Тебе нечем больше заняться, как избивать малыша-калеку? — Слово «малыш» прозвучало в его устах так, как будто ему самому было не десять лет, а по крайней мере в два раза больше.
У Скрита на том месте, где я его ударил — над самым ухом, — успела уже надуться здоровенная шишка. Он в замешательстве потер ее пятерней и пробормотал:
— Но… Но он ведь…
— Да уймись ты наконец, — презрительно бросил ему Тэсит. — А если кулаки чешутся, что ж, можешь сразиться со мной.
— Но послушай, Тэсит… — промямлил Скрит. Дело принимало скверный для него оборот. Тэсит, не слушая его возражений, встал в боевую стойку, согнул руки в локтях и сжал кулаки. Скриту оставалось лишь принять или отклонить вызов.
Он сдвинул брови, всем своим видом давая понять, что обдумывает решение, которое на самом деле наверняка принял в первую же секунду, стоило только Тэситу предложить поединок. Скрит был трусом, и я не сомневался, что он отчаянно боится Тэсита. Но не мог же он открыто в этом сознаться! Однако этот жирный увалень оказался хитрей, чем я полагал. После затянувшейся паузы он, сопя, состроил презрительную гримасу и изрек:
— Ежели тебе не противно водиться с этим колченогим шлюхиным сыном, дело твое. Но мне, коли так, руки об тебя марать неохота.
Браво, подумал я. Не стань я лично свидетелем того, как этот неуклюжий тупица нашел столь элегантный выход из трудного положения, я нипочем бы не поверил, что он на такое способен. Браво, Скрит! Конечно, окажись Тэсит настойчивей, и Скриту пришлось бы принять бой, но мой избавитель счел за лучшее не доводить дело до новой драки. Он просто стоял, не меняя своей боевой позы, пока Скрит и его прихвостни не убрались восвояси. Только тогда Тэсит обернулся ко мне и дружелюбно спросил:
— Идти сможешь?
— Попробую, — кивнул я, подавляя вздох.
Он ухватил меня за шиворот и поставил на ноги. Меня изумила легкость, с какой он это сделал, — словно я весил не больше пушинки. Стройный, худощавый мальчик оказался настоящим силачом! Кто бы мог подумать!
— Я Тэсит.
— Знаю. — Мне пришлось опереться на его плечо, чтобы не упасть. — А я Невпопад.
— Чем же это ты так разозлил старину Скрита, По? — с прежней веселой участливостью спросил Тэсит.
Он первый попытался соорудить какое-никакое уменьшительное из моего неуклюжего имени, и в этом было столько задушевности и искренней приязни! На сердце у меня от этого невзначай оброненного им короткого словца стало тепло и радостно, как никогда прежде.
— Да я и сам этого в толк не возьму. Он сказал, что моя мать — шлюха.
— Ну, тогда понятно. — Тэсит сочувственно качнул головой. — Ты не мог этого так оставить.
Я вздохнул, шмыгнув носом:
— Нет, все было как раз наоборот. Моя мать ведь и правда шлюха. Но когда я ему сказал, что его мамаша нисколько не лучше моей, он жутко обозлился. Выходит, быть шлюхой — скверно, да?
— Это смотря на чей вкус, — помолчав, ответил Тэсит и задумчиво потер подбородок. — Коли спросить об этом того, кому как раз потребовалась шлюха, то он, пожалуй, ответит, что быть ею — очень даже здорово. Ну а все прочие… — Он пожал плечами, словно давая понять, хотя и без особой уверенности, что мнение этих «прочих» можно не принимать в расчет, и поспешил сменить тему: — А ты, кстати, где живешь?
— У Строкера.
— Ну так пошли. Я помогу тебе туда добраться. — Он с любопытством воззрился на мою уродливую ногу.
— Где это тебя так?
— Нигде. Это у меня с рождения.
— Ясно.
Мы побрели к трактиру, а когда вошли в зал, Маделайн при виде меня испустила крик ужаса. Она сперва решила было, что это Тэсит меня так отделал, и едва на него не набросилась, но я ей рассказал, торопливо и сбивчиво, что в действительности со мной произошло, и тогда она взглянула на него с благодарностью. Не обошлось и без вранья: когда Маделайн меня спросила, из-за чего случилась драка, я сказал, что мальчишки обидно смеялись над моей хромотой. Я был достаточно догадлив, чтобы сообразить, что правда ее очень больно заденет. Мимоходом взглянув на Тэсита, я понял по выражению его лица, что он полностью меня одобряет и нипочем не выдаст.
Строкер, который как раз наливал кому-то из посетителей мед, стоя за прилавком, равнодушно буркнул:
— Что ж, привыкай не огрызаться, коли тебя кто и поддразнит. Так уж вам, калекам, суждено от Бога. — Тут взгляд его остановился на кружке, к которой посетитель уже протягивал руку. — А у лудильщика был? — гаркнул он, вспомнив, из-за чего, собственно, я очутился на дороге и угодил в переплет. — Кружку мою принес?! Ах, чтоб тебе провалиться!