— Осмелюсь спросить ваше величество, — негромко и почтительно проговорил я, — почему сама королева взялась за мной ходить?
— Потому что меня это забавляло, — весело ответила она. — Поверь, Невпопад, одна из главнейших задач королевы — найти способ развеять скуку, которая является неизбежным уделом супруги монарха.
Мне еще о многом хотелось ее расспросить, но в разговор наш нетерпеливо вклинился король.
— Так он принял мое предложение, да или нет? — спросил он Беатрис.
«Почему не меня самого?» — промелькнуло у меня в голове.
Но королева молчала. Я бросил на нее осторожный взгляд, она едва заметно мне кивнула, давая понять, что я сам должен ответить королю. Набрав полную грудь воздуха, я браво выпалил:
— Я был бы неблагодарнейшим из ваших подданных, если бы осмелился отвергнуть такую редкостную возможность учиться полезному делу и расти над собой, ваше величество!
— Ну-ну, — одобрительно пробормотал король. — А ее величество сообщила тебе об альтернативе?
— О чем? — Я озадаченно нахмурился.
Беатрис покачала головой.
— Ну как же, — благодушно усмехнулся Рунсибел. — Двадцать дюков, если ты откажешься от должности оруженосца и покинешь замок. Это почти вдвое больше той суммы, которую ты отверг.
У меня перехватило дыхание. Почти вдвое больше. Это решило бы все мои проблемы. На долгие годы, если не навсегда. Это было…
Это было…
Это было слишком хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Желание заполучить эту невероятную сумму завладело всем моим существом. Забрать деньги — и поминай как звали. Ноги моей больше не было бы ни в замке, ни в столице, пусть она провалится. Но что-то меня останавливало от принятия такого решения. Внутренний голос нашептывал, чтобы я не поддавался на обманчивую легкость этой новой возможности. Уж не ловушка ли это? В конце концов осторожность взяла во мне верх над алчностью, и я с поклоном сказал:
— Благодарю ваше величество от всей души. Я покорен вашей щедростью, но мне, право же, невыносима даже мысль о том, чтобы продать память матери. Это было бы… равносильно бесчестью. — Кажется, мне вполне удалось придать своему голосу достаточно искренности и убедительности.
Беатрис на это купилась.
— Прекрасно сказано, оруженосец. Благородное решение. Я не сомневаюсь, что, если бы ты дерзнул отказаться от возможности служения великому королю Рунсибелу в качестве оруженосца при одном из его доблестных рыцарей и предпочел бы этому блестящему предложению звон презренного металла, мой венценосный супруг…
— … вышвырнул бы тебя прочь без единого гроша в кармане, — напыщенно закончил король. — Помолчав, его величество с милостивой улыбкой прибавил: — Рад приветствовать тебя, оруженосец. Добро пожаловать в ряды моих приближенных. — Кивнув мне на прощание, он торопливо прошествовал к выходу, но у самой двери остановился и бросил через плечо: — За назначением своим обратись к сэру Юстусу.
От этих слов по спине у меня пробежал холодок. Больше всего на свете мне хотелось раздобыть какую-никакую одежонку, натянуть ее на себя и удрать из замка через ближайший выход, где бы он ни находился.
Но потом я вдруг представил себе, что должен был почувствовать сэр Юстус при известии о моем новом назначении. Я словно воочию увидал его, беседующего с королем. Или с королевой. Вот каким рисовался в моем воображении этот разговор:
«Помните того юношу, который чуть было не отсек своим клинком ваше мужское достоинство, Юстус? Ну, калеку, что поставил вас в идиотское положение? Представьте себе, мы решили произвести его в оруженосцы, чтобы он мог со временем сделаться рыцарем».
О, как он, наверное, побелел бы при этих словах! Как вытянулось бы его надменное лицо!
«Но… Но ваше величество, — заикаясь, пролепетал бы сэр рыцарь, — вы, полагаю, изволите шутить. Ведь он простолюдин! Разве возможно допустить его в наш клуб избранных?! Насколько мне известно, этот уродец не кто иной, как незаконнорожденный отпрыск одного из рыцарей, находящихся на вашей службе. Возможно, что и мой собственный».
«Какое мне дело до всего этого, до ваших альковных похождений, — ответил бы ему король. — Извольте выполнять, что вам приказано, сэр Юстус».