Положение, одним словом, было безнадежным.
А после… когда я присосался к меху с вином… меня вдруг осенило. Идеи, подобные той, что пришла мне в голову, вспыхивают в мозгу внезапно, как молния, и озаряют все сознание ярким, слепящим, радостным светом. Боже, до чего ж простым оказался найденный мной выход! Я уже нисколько не боялся предстоявшего турнира, напротив, ждал его с великим нетерпением.
В день, назначенный для состязания, погода выдалась на славу.
И, пожалуй, впервые за время службы при дворе короля на душе у меня было радостно и светло. Все, что происходило вокруг, было мне интересно, все меня занимало.
У кромки поля, где должны были проходить поединки, стояла почетная трибуна для короля Рунсибел а и королевы Беатрис. С обеих сторон этого нарядного павильона реяли флаги и разноцветные ленты, стражники числом не менее десятка стояли навытяжку у самой трибуны — не потому что их величествам всерьез что-либо угрожало, а просто согласно заведенному порядку. Рыцари в полном боевом облачении один за другим промаршировали перед королевской четой, четко печатая шаг и отдавая их величествам честь своими обнаженными мечами. А тем временем их могучие и холеные лошади, которым также предстояло принять участие в ристалище, меланхолично потряхивали торбами, жуя овес, на противоположном конце площадки.
Я то и дело поглядывал на своего сэра Умбрежа. Не могу вам передать, как я обрадовался, убедившись, что он вышагивает перед почетной трибуной столь же браво, как и остальные рыцари. И когда все они, обнажив мечи, отсалютовали Рунсибелу и Беатрис, старик, слава богу, не выронил свое оружие в момент взмаха. Я с ужасом себе представил, что случилось бы, если б слабые старческие пальцы не удержали рукоятку и меч, взвившись в воздух, долетел бы до самой трибуны, обезглавив короля на глазах у королевы и всего двора. Разумеется, ни о каком турнире после подобного несчастья и речь бы не шла, а заодно можно было бы и мое пари с Булатом и его дружками считать недействительным, но… Такой ценой…
«Нет уж, — подумал я, тряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, — пусть будет как будет».
Оруженосцев разделили на две команды, обе выстроились шеренгами на противоположных сторонах поля. Порядок проведения поединков между рыцарями был определен и установлен заранее. К счастью для меня, Булат Морнингстар и я оказались в разных шеренгах. Мы с трудом друг друга различали, так велико было разделявшее нас расстояние. Но тем не менее я чувствовал на себе его взгляд, исполненный злорадного торжества. Он небось представлял себе, какую тяжелую, грязную, унизительную работу взвалит на мои плечи, выиграв пари. Окажись я на его месте, я бы наверняка сейчас думал о том же самом. А вообще-то нет, будь я таким самовлюбленным наглецом, как он, мне только и осталось бы, что размозжить свою глупую голову первым попавшимся под руку булыжником.
Королю передали списки участников поединков, и рыцари заняли места у выходов на поле согласно установленной очередности. Сэру Умбрежу предстояло участвовать в первом из боев. Это считалось большой честью. Не иначе как сам Рунсибел доверил старику начать турнир. Король по-прежнему питал слабость к Умбрежу, в глазах его величества престарелый рыцарь, несмотря ни на что, оставался тем же отважным, искусным, непобедимым воином, каким был когда-то.
Противником Умбрежа в первом его поединке оказался могучий и испытанный в боях рыцарь, сэр Овенберт по кличке Овен. Прозвище это он снискал себе поистине бараньим упрямством, а также и неустрашимостью в поединках, из которых редко когда выходил побежденным. Я согласно своим обязанностям проверил, в порядке ли доспехи и оружие моего патрона. Сэр Умбреж выглядел на удивление бодрым и оживленным. Таким я его, пожалуй, еще не видел.
— Хорошая выдалась погодка для турнира, а, сынок? — подмигнув, спросил он меня.
— О да, сэр. — При слове «сынок» меня аж передернуло.
Он опустил руки, и я проверил, надежны ли застежки на его грудной и спинной пластинах. Они оказались в полном порядке. Тогда я перешел к оплечью и закончил тем, что натянул ему на тощие кисти латные рукавицы.
— Благодарю за помощь, — сказал старик.
— Рад служить вам, милорд.
— А звать тебя?..
Я вздохнул.
— Невпопад, сэр. Ваш оруженосец.
Сэр Умбреж, как это нередко с ним бывало, взглянул на меня, словно впервые увидал, и озадаченно поинтересовался:
— Когда же это ты успел поступить ко мне на службу?
Попытки растолковать ему, сколько времени он уже является моим господином и, с позволения сказать, учителем, я уже давным-давно оставил. Все равно старый шут гороховый это начисто забывал, как, впрочем, и все на свете. Поэтому я не моргнув глазом соврал: