Наконец стало легче. Девочки больно тыча в Берлуну локтями и коленками, одна за другой вставали, убирали подушки. Показалось, что она взлетела, такая появилась лёгкость!
— Дышит? — прямо над ухом испуганный звонкий голосок.
Берлуна замерла.
— Тебе показалось. Сдохла. Скорей, по кроватям, как бы нас не застукали.
Босые ноги зашлёпали по полу. Берлуна наконец решилась вдохнуть полной грудью. Нет, не сон. Это просто орочья задница, а не пансионат!
Звук горна на этот раз не испугал. Вставать не спешила, лежала, сквозь ресницы наблюдая за суетой. Девчонки, нужно отдать им должное, здорово притворялись. Ни одна из малолетних убийц не выдала себя. Никто не обращал внимания на лежащую исполитянку, никто не подошёл посмотреть, что с ней.
А вот и сайра. Заорала, будто её горячим утюгом приложили:
— Почему Вэллар до сих пор в кровати?!
— Не знаем… мы ей не слуги будить… — несколько тихих голосов.
Воспитательница подошла и рявкнула прямо над ухом:
— Вста-а-ать!
Берлуна сладко — прямо-таки демонстративно — потянулась и села.
Кто-то взвизгнул.
Хотела сказать: «доброе утро», но вовремя спохватилась. Решила пока не показывать, что стала понимать лифнцкий.
Какие же у них были вытянутые физиономии! Берлуна без труда вычислила тех, кто душил её ночью. Человек восемь — особенно испуганных и удивлённых. Гадюки!
Воспитательница, продолжая негодовать, приказала срочно переодеться и отправляться вместе со всеми на завтрак.
— Как прикажете, сайра, — ответила Берлуна. Эту фразу она выучила ещё позавчера и могла использовать, не выдав себя.
На этот раз никто не смеялся. Вероятно, получилось сказать без акцента.
***
Берлуна никогда не сталкивалась с такой откровенной ненавистью. Старшая сестра, бывало, злилась на неё, но это совсем другое. Милаина могла пнуть, обозвать, подстроить неприятную пакость, при этом она рисковала схлопотать наказание от родителей. Здесь же за иномирянку никто вступаться не собирался, приходилось рассчитывать только на себя.
Все — соученицы, воспитательницы и даже служки — провожали новенькую гневными взглядами. Чем, интересно, она успела так досадить каждой, едва появившись в пансионате? Надеясь разгадать этот ребус, Берлуна решила не признаваться, что понимает по-лифнцки. Пускай исполитянку считают «глухо-немой» и не стесняются в выражениях. Двигаясь замыкающей в строю, прислушивалась к разговорам. Увы, девочки шептались и только. Ни в столовой, ни на пути к ней праздные разговоры не приветствовались.
На завтрак давали скупо приправленную сливочным маслом кашу из неизвестной Берлуне мелкой крупы бледно-коричневого цвета. Понюхав свою порцию, исполитянка заглянула в окно раздачи и спросила:
— Что это?
— Каша! — возмутилась усталая повариха, — другого вам не полагается.
— Это понятно, из чего каша?
Женщина выглянула, убедившись, что за любознательной ученицей никого нет, и сочувственно спросила:
— Новенькая?
— Да.
— Вызовись дежурить на кухню, молочка налью.
— Хорошо. Спасибо. — Берлуна взяла свою тарелку и понесла к свободному столу, не захотела садиться с одноклассницами. Те ели, перешёптываясь, и бросали на исполитанку недобрые взгляды.
Одна она оставалась недолго. Из коридора донёсся топот многих ног, в столовую втянулся строй старшеклассниц, среди них были участницы инцидента с червяками. Пересаживаться было поздно, Бернуна постаралась сосредоточиться на еде. Она заталкивала в себя пресную массу, отдающую горелым, и глотала почти не жуя — торопилась. Так упорно смотрела в тарелку, что не заметила двух подошедших с боков девиц. Они одновременно уселись на лавку и стиснули Берлуну, взяв в клещи. Старшеклассницы были крепкими мускулистыми и очень сердитыми. Доедать кашу возможности не было. Пришлось замереть в неудобном положении, радуясь, что хотя бы дышать получается.
— Посмотри-ка, Хорха, кажется, наша неженка не любит кашу.
— Она уже не наша, Лэйва, эту никчёмную бабёнку отправили к малышам!
— У младших тоже есть зубы и ногти! Ей не поздоровится, — Хорха ещё сильнее навалилась, больно уперев локтем под рёбра несчастной иномирянке.
Берлуна едва сдерживалась, чтобы не застонать. Следующая фраза, сказанная Лэйвой, прозвучала вопросительно: