— Интересно, — протянул король, оглядывая меня так, как будто видит мое реальное тело, а не знакомое тело Софии Ласкер. — Вы многого требуете… а что готовы предложить взамен?
— Я же сказала — я буду вашим союзником. Буду заботиться о вас, если вы будете заботиться обо мне. Буду защищать, как могу, если вы будете меня защищать. И ваше королевство я тоже буду беречь… как умею. Мне ведь придется в нем жить.
Рейн нахмурился. Хорошо было заметно, как в нем борются желание решить все самому, без участия «нищих гордых женщин» из другого мира, и здоровый практицизм, говорящий, что без меня никак не обойтись.
— Это сумасшествие, — после продолжительного молчания сказал он.
— Это необходимость. Мы женаты, и нам лучше дружить.
Этот аргумент убедил короля. А, может быть, он просто был впечатлен тем, что я не побоялась ударить его бутылкой? Или все дело в том, что мы люди взрослые и знаем, что худой мир лучше доброй ссоры?
— Я принимаю ваши условия, Соня. — Рейн протянул руку. Я подала ему свою.
Мы скрепили уговор рукопожатием.
Глава 6
После того, как Рейн вернул меня во дворец, произошло многое: придворные чуть не попадали в обмороки, узнав, к какому соглашению мы пришли, Коршун Дитрич чуть не переломил свой посох напополам, даймоны, чувствуя всеобщее волнение, разгорелись так ярко, что можно было ослепнуть… И еще несколько часов я пробыла в знакомой мне уже зале, слушая, как король и его советники готовят для народа удобоваримую правду.
Разок ко мне смог подобраться Уэнделл, и, улучив момент, шепнул на ухо:
— Как вы, Соня?
— Умираю, — простонала я и похлопала по своей нереально тонкой талии. — Корсеты — зло!
Страж озорно улыбнулся:
— Это все, что вас беспокоит?
— Еще с меня сползают панталоны, — поделилась я сокровенным.
— О, тэгуи, зачем вы дразните меня?
На нас подозрительно глянули, и Уэнделл отошел, слепив серьезную, подобающую случаю мину.
Наконец, решение было найдено: меня задумали показать народу. Придя к такому мнению, члены совета поглядели на меня внимательно, а Рейн задумчиво нахмурился. Мгновение, чудо, магия — и я оказалась облачена в платье настолько роскошное и настолько тяжелое, что сразу же стала заваливаться влево. Если бы не милашка-Уэнделл, я бы так и рухнула на пол. Поддержав меня, Страж шепнул мне: «Ничего не бойтесь!» и повел к Рейну.
Король (он тоже изменил свой наряд, и с его лба исчезли следы крови) взял меня под руку и тоже зашептал на ухо:
— Мы появимся на площади перед народом и скажем правду. Я пораню вашу руку еще раз и мы вновь соединим наши руки и кровь.
— Согласна, — протянула я важно.
От очередного перемещения меня замутило, и я порадовалась, что рядом крепкий Рейн. Мы оказались на возвышении на площади, выложенной серым крупным камнем, умытым дождем. Небо тоже было серым, плачущим. Перед нами волновалась устрашающая толпа людей. Вопрос: как их так быстро собрали? Или это снова какие-то фокусы с силой Источника?
Занятая мыслями и разглядыванием пейзажей, я не сразу заметила, что толпа при нашем появлении разволновалась, а ядовитые окрики некоторых особо возмущенных особ прошли мимо моих ушей.
— Приветствую, Аксар! — призвал к вниманию король голосом, многократно усиленным каким-то фокусом.
Я перестала смотреть на толпу, у которой было гневное, искаженное лицо, и стала изучать пейзажи. Жаль, идет дождь, и дымка тумана не дает ничего хорошенько рассмотреть. Хотя, присмотревшись, можно увидать вдали горы, а слева — дома, безликие издали. Поняв, что в этом мире тоже стоит сырая осень, я перестала напрягать глаза в попытках увидать новый мир и взглянула на того, кто ко мне ближе всего — на короля.
Рейн говорил убедительно. Его голос звучал жестко, строго, и в то же время страстно. Язык у местных отрывистый, грубый, резкий, с постоянными «ш» и «ч». Совсем не похоже на мой родной русский, и больше всего по звучанию смахивает на немецкий. А если учесть, что большинство придворных показались мне высокими, длиннолицыми и светлокожими, то сходство с немцами увеличивается.
Рейн, как и я, уже промок — над нами не было никакого навеса. Но даже в мокром виде он вызывал только одно желание: слушать и преклоняться. Что-что, а властность в нем чувствуется, а также жесткость. С виду холодный и надменный, а «начинка», как у темпераментного итальянца. Сочетание бомбическое. Немудрено, что, впервые его увидев, я обомлела и чуть не растеклась лужицей восторга. Интересно, сколько же ему лет на самом деле? Так, с виду, точно не скажешь. Может быть и тридцать-тридцать пять, и двадцать с небольшим.