- Значит, он уехал нормальным?
- Нормальным? Это гадкое слово, "нормальный". Абсолютно ни о чем не говорит. - Нервные пальцы Фаулера сжались в кулаки на выцветшей клеенке. На левой руке у него блестела золотая "печатка" с пятиконечной звездой. - Что же касается вашего вопроса... - Либлинг не был похож на нас с вами. Придя в себя и вновь обретя речь и зрение, он по-прежнему страдал от острой амнезии.
- То есть, от потери памяти?
- Совершенно верно. Он понятия не имел, кто он и откуда появился. Даже собственное имя ничего для него не значило. Он уверял, будто он - кто-то другой и когда-нибудь вспомнит все. Я сказал, что он уехал с друзьями, но мне пришлось поверить этим людям на слово. Джонатан Либлинг не узнал их. Для него они были чужими.
- Расскажите об этих друзьях поподробней. Кто они? Как их звали?
Доктор закрыл глаза и прижал дрожащие пальцы к вискам.
- Это было так давно. Я постарался выбросить все из памяти.
- Только не пугайте меня еще и своей амнезией, док.
- Их было двое, - медленно произнес он, и слова словно приходили издалека, просеиваясь сквозь сито сожаления. - Мужчина и женщина. О женщине не могу сказать ничего: было темно, и она оставалась в машине. В общем, раньше я ее не видел. Мужчину я знал, встречал его несколько раз. Именно он выполнил все формальности.
- Как его звали?
- Он назвался Эдвардом Келли. Проверить я не мог. Я записал это имя в свою черную книжечку.
- А что за формальности? В чем дело?
- Деньги! - Доктор выплюнул это слово, будто кусок гнилого мяса. - У каждого человека есть своя цена. Я не исключение. Однажды этот парень Келли пришел ко мне и предложил деньги...
- Сколько?
- Двадцать пять тысяч долларов. Может, сейчас эта сумма не кажется огромной, но во время войны о большей я и мечтать не смел.
- Ну, и в наши дни с такой суммой можно воплотить кое-какие мечты, заметил я. - И что Келли хотел от вас?
- Вы и сами догадываетесь: выпустить Джонатана Либлинга, не оставляя записи в медкарте. Уничтожить все свидетельства о его выздоровлении. И, самое главное, мне следовало делать вид, будто он все еще числится пациентом в "Эмме Харвест".
- Именно так вы и делали?
- Это оказалось несложным. У Либлинга не было посетителей, кроме Келли и его театрального агента... или менеджера, не помню точно.
- А как звали этого агента?
- Фамилия, кажется, Вагнер, имени не помню.
- Он был заодно с Келли?
- Насколько я знаю, нет. Я никогда не видел их вместе, и похоже, он не знал, что Либлинг исчез. Он звонил раз в год или чаще, чтобы спросить, не пошел ли пациент на поправку, но сам никогда не приезжал. А потом звонить перестал.
- А как же клиника? Администрация не заподозрила, что у них пропал пациент?
- С какой стати? Я постоянно делал записи в его карточку, неделю за неделей, а каждый месяц от доверенного Либлинга приходил чек для покрытия расходов. Если по счетам уплачено, никто не проявляет излишнего любопытства. Я выдумал какую-то историю, чтобы медсестры не распускали языки. Да у них и без меня достаточно хлопот с прочими пациентами: В общем никто никогда Джонни не посещал. Все, что мне нужно было делать, - это заполнять официальный запрос, приходивший раз в полгода, день в день, от адвокатской конторы в Нью-Йорке.
- "Макинтош, Уайнсэп и Спай"?
- Именно. - Фаулер поднял измученные глаза и встретил мой взгляд. Деньги я не себе брал, так и знайте. Тогда еще была жива моя жена, Элис. У нее обнаружили рак, нужна была операция, которую мы не могли себе позволить. Деньги пошли на эту операцию и на поездку на Багамы, но она все равно умерла. Меньше, чем через год. Боль деньгами не откупишь. Будь это все деньги на свете.
- Расскажите еще о Джонатане Либлинге.
- Что вы хотите узнать?
- Что угодно, всякие мелочи. Его привычки, причуды, какую он предпочитал яичницу. Какого цвета у него были глаза?
- Я уже не помню.
- Расскажите все, что помните. Начните с внешних примет.
- Это невозможно, я понятия не имею, как он выглядел.
- Док, перестаньте меня дурачить. - Я наклонился вперед и пустил струю дыма в его водянистые глаза.
- Я говорю правду, - доктор закашлялся. - Молодой Либлинг приехал к нам после радикальной операции по восстановлению лица.
- Пластическая хирургия?
- Да. Лицо у него все время было под бинтами. Я никогда не делал ему перевязку и поэтому лица ни разу не видел.
- Я знаю, почему они называют это "пластической хирургией", - вздохнул я, ощупывая собственный, смахивающий на картофелину нос.
Доктор впился в меня профессиональным взглядом.
- Воск?
- Военный сувенир. Года два он выглядел прекрасно. У парня, на которого я работал, был летний дом на побережье Джерси в Барнегате. Однажды в августе я заснул на пляже, а когда проснулся - он расплавился изнутри.
- Теперь воск для подобной операции не используют.
- Мне так и сказали. - Я встал и оперся о стол. - Теперь выкладывайте все, что знаете об Эдварде Келли.
- Это было давно, - протянул доктор, - а люди меняются.
- Как давно, док? Когда Либлинг уехал из клиники? - В сорок третьем или сорок четвертом. Во время войны. Точнее мне не вспомнить.
- У вас снова приступ амнезии?
- Прошло больше пятнадцати лет, что вам еще нужно?!
- Правду, док. - Я начал терять терпение.
- Я и говорю правду, насколько могу ее припомнить.
- Как выглядел Эдвард Келли? - прорычал я.
- Тогда он был молодым человеком, лет тридцати пяти. В любом случае, сейчас ему за пятьдесят.
- Док, вы меня задерживаете.
- Я встречался с ним всего три раза.
- Док! - Я хватил его за узел галстука, зажав между указательным и большим пальцами. Не слишком крепкая хватка, но, когда я поднял руку, Фаулер подскочил с легкостью пустого кукурузного початка. - Побереги здоровье, док, не заставляй выбивать из тебя правду.
- Я рассказал все, что знал.
- Почему ты покрываешь Келли?
- Никого я не покрываю! Я почти не знал его, я...
- Не будь ты старым пердуном, я расколол бы тебя, как пустой орех. Он попытался было вырваться, но я затянул узел галстука чуть сильнее. - Ну к чему такие мучения, когда все можно сделать гораздо спокойней? - В налитых кровью глазах Фаулера застыл неприкрытый ужас. - А ты уже в холодном поту, док. Видно, ждешь не дождешься, когда я исчезну, чтобы взяться за свои отраву в холодильнике?