Лицо и тело Тутса были покрыты синяками. Белки его открытых, выпученных глаз желтели, как старинные биллиардные шары из слоновой кости, а в раскрытый рот было засунуто нечто вроде куска жирной колбасы.
Я внимательней пригляделся к тому, что торчало из его распухших губ и сразу же понял, что колбаса здесь не при чем. Туте задохнулся насмерть от собственных гениталий. Снаружи, тремя лестничными пролетами ниже, я услышал счастливый детский смех.
Никакая сила на свете не заставила бы меня поднять скомканный халат на животе Тутса. Даже не заглядывая под него, можно было догадаться, откуда взялось орудие убийства. На стене кровью были нарисованы звезды, спирали, длинные изогнутые линии. Три перевернутые пятиконечные звезды своим положением, вероятно, обозначали падение.
Пора уходить отсюда. Сказав Эдисону Суиту «до свидания», я закрыл дверь спальни, провожаемый невидящим взглядом его выпученных глаз. Хотелось осмотреть еще и гостиную, но там было слишком грязно, и я побоялся оставить следы. Моя визитная карточка исчезла с телевизора. Ее не оказалось и среди прочих вещей, а свежий бумажный мешок в кухне означал, что мусор уже вынесен.
Входную дверь я оставил слегка приоткрытой и, стащив с рук резиновые перчатки, запер их в свой «дипломат». На лестнице никого не было. Как я сюда входил, вроде никто не видел. Правда, меня могла вспомнить домохозяйка с первого этажа, но с этим ничего не поделаешь.
Я спустился по лестнице и покинул дом мимо детишек, играющих в «классы» во дворе. Они на меня даже не взглянули.
Глава двадцатая
Три порции спиртного в баре по соседству успокоили мои нервы. Сидя спиной к телевизору, я обдумывал положение. Теперь у меня на руках двое покойников. Оба знали Джонни Фейворита и… кстати, пятиконечные звезды… Интересно, где сейчас передний зуб Тутса? Пропал, как и перстень доктора? Хотя, конечно, звезды могли быть и совпадением, к тому же наркоман-доктор и блюзовый пианист могли знать Джонни Фейворита и не знать друг друга. Но я буквально нутром чуял: все это связано между собой. Смахнув в ладонь сдачу с влажной стойки бара, я продолжил свою работу на Луи Сифра.
Поездка на Кони-Айленд оказалась приятным развлечением. До «часа пик» оставалось девяносто минут и движение по Федеральной автотрассе и через Бэттери-туннель было свободным. Я опустил окно на Шор-парк-вэе: дунул холодный морской ветерок. На Кропси-авеню запах крови уже выветрился из моих ноздрей.
Проехав по Западной 17-й улице до Серф-авеню, я поставил машину у заколоченного досками аттракциона электромобилей.
Несколько неприкаянных душ бродили вокруг в поисках приключений. Ветер гнал по пустынным улицам старые газеты. Пара чаек выискивала на земле объедки. Киоски, торгующие сахарной ватой, «галереи ужасов» и аттракционы «на выигрыш» были плотно заколочены. В Кони-Айленде начался «мертвый сезон».
Я остановился у закусочной «Натане Фэймоус», чтобы подкрепиться «хот-догом» и запить его пивом из картонного стаканчика под броской вывеской на фасаде. Буфетчик как будто и не покидал своей стойки со времен бывшего здесь когда-то «Луна-парка», и я спросил у него, не слышал ли он о гадалке по имени «мадам Зора».
— Мадам «кто»?
— Зора. Она пользовалась большим успехом в сороковых.
— Не припоминаю, приятель, — признался он. — Я получил эту работу меньше года назад. Лучше спроси меня что-нибудь о пароме Стейтен-Айленда. У меня была концессия на ночное питание на «Матери Золотой Звезды» целых пятнадцать лет. Ну валяй, спрашивай.
— Почему вы уволились?
— Не умею плавать.
— И что с того?
— Боялся утонуть. Решил не играть с судьбой.
Я набил рот остатками «хот-дога» и, прихлебывая пиво, зашагал прочь.
Бауэри, расположенная между Серф-авеню и Променадом, скорее напоминала парк развлечений, нежели улицу. Я прогуливался вдоль павильонов и раздумывал над своим следующим ходом. Цыганская община закрыта для чужих получше, чем все ячейки «клана»[15] в Джорджии, так что с этой стороны помощи мне не получить. Работай ногами. Меси асфальт, покуда не нарвешься на кого-то, кто помнит мадам Зору и захочет рассказать тебе о ней.
Начать поиски можно было с заведения Дэнни Дринана. Он был мелким мошенником на пенсии и содержал убогий музей восковых фигур на углу 13-й улицы и Бауэри. Я познакомился с ним в 1952 году, когда он только-только отбыл свой четырехлетний срок в Даннеморе. Агенты ФБР пытались было пришить ему биржевую аферу, но тут он идеально подошел на роль «козла отпущения» для пары продажных адвокатов, которых звали Пи-ви и Мунро. В то время я работал на третью сторону, также павшую жертвой их махинаций, и заодно помог Дринану. Дэнни был обязан мне и при необходимости снабжал информацией или компроматом.