«А действительно, где же ты, Ангел? Почему тебя нет тут у постели твоего отца? Ты же такой образцовый сын, ты так следуешь его воле. Из-за тебя и я тоже становлюсь таким…»
— Если дела, значит это важно… А ко мне он всегда успеет зайти. Да и я тут не надолго. Дня два-три… Что тут у меня торчать, время тратить.
— Пап, перестань.
— Ладно дочка. — Запавшие глаза тяжело закрываются. — Вы наверное идите, а я немного посплю.
— Конечно, пап. Мы не будем тебе надоедать. Зайдём попозже, хорошо?
— Чтобы до завтрашнего дня, как минимум, я вас тут не видел! — он пытается пошутить, только голос уж слишком уставший.
Но это всё же даёт свой эффект, и Майя смеётся. Я тоже вымученно улыбаюсь для вида. Хочется домой. Уже очень давно у меня нет желания возвращаться домой, а сейчас почему-то хочется именно туда. Хотя я знаю, что в кафе меня ждут ребята. Егор тоже обещал прийти сегодня туда. И я уверен, что только ради меня. А я просто хочу домой. В свою комнату. В свою кровать. Зарыться с головой в одеяло и лежать, слушая любимую музыку. А может даже просто в полной тишине.
— Эмиль, ты идёшь? — Майя уже у порога и удивлённо смотрит на меня, всё ещё замершего у больничной кровати.
— Да, конечно. До встречи, отец. Выздоравливай.
И спешу укрыться в светлых больничных коридорах, подальше от этих затуманенных голубых глаз и осунувшегося лица.
* * *
Я уже давно дома и давно в своей постели, но долгожданного спокойствия нет, мысли водоворотами вертятся в голове не давая уснуть. Из динамиков негромко звучит «Sweet Dreams» в исполнении «Cinema Bizarre», как будто издеваясь над моим желанием уснуть. Хочется пить, а ещё курить.
Дома нет никого, и я рискую сделать вылазку на кухню за минералкой. Там же находится припрятанная мной пачка сигарет.
Прохладный воздух проникает сквозь открытое окно, разматывая в темноте кухни сигаретный дым и унося его на улицу. Если оставить окно открытым на всю ночь, утром запаха уже не будет, и Ольга не будет возмущаться. Проверено. Хоть она сама и курит иногда втихаря, но никогда не делает этого в помещении и потому очень любит поймать меня с поличным и долго и нудно воспитывать. А я в это время делаю умные и печальные глаза и всем видом стараюсь показать ей, что я понял и исправлюсь вот прямо завтра. Только какое именно завтра я не готов уточнить. Наверное это единственная вредная привычка, которая у меня осталась, и я не хочу уступить и её.
Свет фар, и к дому подъезжает такси. Майя или Ангел?
Ангел… Отпускает машину и долго стоит подняв лицо к небу. Я не вижу так далеко, но почему-то мне кажется, что у него закрыты глаза. И если бы по-умному, надо бы свалить к себе, чтобы не столкнуться с ним на кухне. Но я наверное не умный, потому надеюсь, что он сразу поднимется к себе в спальню. Даже сигарету не тушу. А зря…
Конечно же он пришёл на кухню. Включил свет и несколько раз моргнул привыкая. Скептически глянул на не успевшую выветриться дымку под потолком и доказательство в моих пальцах.
— Куришь.
— Как видишь. — Не знаю что на меня нашло, но я нагло подношу сигарету к губам и втягиваю горький дым.
— Интересно… — Ангел делает шаг, и моя сигарета уже в его пальцах, а его губы обхватывают фильтр там, где только что были мои. — Хочешь меня позлить?
— С чего бы это? — Смотрю как он затягивается. С каких пор вообще он курит?
— Не знаю. Просто в последнее время ты такой…
— Какой?
— Скучный.
— Тебе не хватает драйва?
— Мне не хватает тебя…
Внутри проходят волны, как от разряда тока, задевая все жизненно важные органы и скапливаясь узлом где-то в районе сердца. Нужно бежать отсюда, подальше от Ангела, от его взгляда, который проникает в самую душу.
Двигаю пепельницу в его сторону и поднимаюсь, намереваясь уйти.
— Подожди.
Я вопросительно поднимаю брови и прислоняюсь бёдрами к столу, почти сажусь на него, скрещиваю руки на груди и всем своим видом показываю, что готов его выслушать.
Ангел не торопится, докуривает сигарету, излишне аккуратно затушив её в пепельнице, и зачем-то выключив свет, подходит ко мне.
Слишком близко. Он стоит слишком близко. «Ангел, отойди, иначе я не смогу тебя слушать. Я буду чувствовать, буду вдыхать твой запах, и разговора не выйдет!»
Его руки ложатся на столешницу по обоим сторонам от меня, а лицо наклоняется слишком низко, так что я чувствую его дыхание.
— Можно? — Он смотрит мне в глаза, а меня одолевает ступор. «Что можно?! О чём он спрашивает?»
— Что? — выдавливаю сквозь пересохшее горло.
— Поцеловать.
«Беги придурок! Беги!» Мой взорвавшийся мозг вопит мне так, что кажется даже Ангелу слышно. Но я иногда делаю глупости и не дружу с собственным разумом. Поэтому я просто закрываю глаза и даю Ангелу свободу выбора. Поймёт он это как ДА или НЕТ?
Он понимает, как ДА. Не смело, как никогда раньше в далёкие дни наших отношений, он прикасается к моим губам. Проводит языком по верхней, почти невесомо прикусывает нижнюю, толкается между стиснутых зубов. И я позволяю ему. Не сопротивляюсь, когда он нежно втягивает мой язык, ласкает своим языком шарик пирсинга, пробирается дальше, почти перекрывая мне воздух. Цепляется прохладными пальцами мне в затылок и пытается стиснуть в руке короткие стриженные волосы на автомате, по старой привычке, когда мои локоны ещё путались в его руках. Недовольно урчит прямо мне в рот и просто притягивает меня за шею, ближе, глубже.
Упираюсь ладонями ему в грудь, наверное чтобы оттолкнуть? Но мои пальцы просто впиваются в его рубашку, и кажется я тоже притягиваю его. Тяну на себя, ближе к себе, в себя. Неужели это я? Тот, кто несколько минут назад думал, что надо бежать? Нет! Сейчас, чтобы оторвать меня от Ангела нужна нечеловеческая сила.
Пуговицы скользят, не желая слушаться, но я почти в рекордные сроки справляюсь с его рубашкой. Ещё минута у меня уходит на ремень его брюк. Он помогает мне, одновременно стягивая с меня футболку и пытаясь выпутаться из рукавов своей сползшей до локтей рубашки. Мы как будто два сумасшедших, сплетённых в непонятных движениях. Это больше похоже на войну, чем на примирение. Одежда трещит, когда её поспешно срывают и сдёргивают. На теле остаются следы от слишком рваных и болезненных ласк. Мы не целуем, мы съедаем друг друга, желая сделать больно, наказывая. Волосы Ангела длиннее моих, и я с особым удовольствием сжимаю их в кулаке и тяну его на себя. Тихонько смеётся мне в ухо и шепчет что-то слишком неразборчиво, слишком тихо. А я плавлюсь от его прикосновений, от его шёпота, от его губ на моей шее, от его зубов сжимающих мою кожу. Мне больно, но эта боль на грани с удовольствием, пускает свои разряды по всему телу, разжигая огонь и полностью отключая какие-либо мысли.
Он замирает на несколько секунд и потом начинает спускаться губами ниже, а меня вдруг пробивает. Нет! Не так, не с ним, не сейчас! Возможно этого больше не будет никогда, я не хочу, чтобы так!
— Ангел… — хриплю и не узнаю свой голос. — Хочу тебя. Хочу по-настоящему.
— Я могу сделать тебе больно… — шипит мне в губы, покусывая их между словами.
— Пусть. Мне это нужно.
— Мой малыш…- И он отпускает себя.
Ночной воздух обдаёт наши влажные тела такой нужной прохладой. Тишина проглатывает наши хрипы и сорванное дыхание. Темнота скрывает нас, добавляя нереальности в происходящее. Руки Ангела на моих бёдрах, сильные и между тем нежные движения. Он пытается быть аккуратным, но я убиваю все его попытки на корню. Сам двигаюсь навстречу, сам насаживаюсь на него, без долгих ласк, без подготовки. Прижимаю его к себе, не даю отстраниться, не даю остановиться. Кожа к коже, губы на губах, одно дыхание на двоих. И когда он проникает в меня до упора, стон тоже один на двоих. Да, больно. Но боль теряется в чувствах. Всё внутри бурлит и взрывается. Хочется отдать этот жар, чтобы освободиться от него. Но наверное Ангел тоже отдаёт мне свой, и поэтому мы оба горим, обмениваясь этими раскалёнными разрядами, врастая друг в друга, растекаясь по телу волнами.