Хаджар выругался.
Проклятая эльфийка с её интригами. И ведь та клятва, которую она принесла, ни в коем образе не шла в разрез со словами старика.
Наоборот — они лишь отвечали на те вопросы, которыми задавался Хаджар. А именно — с какой стати эльфийке было ему помогать.
И правильно — ни с какой. Она просто решила подстраховаться, чтобы быть точно уверенной в том, что у осколка души Врага не останется ни единого шанса на спасение.
— Но умираешь ты не от этого…
Хаджар вздрогнул.
Хранитель вновь поежился и прижался к посоху.
— А от чего?
Несколько секунд прошли в молчании, пока старик не протянул руку в огонь. Пламя ласкало его пергаментную, сероватую, покрытую черными пятнами, кожу. Ласкало, но не трогало.
Не оставляло ни единого следа. Хотя, Хаджар был уверен, что хватило бы смертной стрелы, чтобы отправить старика к праотцам. Или, как говорили чернокожие — к Перворожденным.
Хранитель достал из костра небольшую хворостинку.
Она была обуглена точно по середине.
— Смотри, Северный Ветер, — он протянул её Хаджару. — Эта палочка крепче, чем любая другая такая же, которую ты сможешь найти за пределами Зеленого Дома. Каждый из её концов — как холодный, блестящий камень, который так любят белые люди.
Почему нейросеть не использовала слово “железо” Хаджар так и не понял.
— Но её середина — она обуглена. Этот жуткий шрам, который ты видишь, делает эту палочку намного слабее, чем она есть на самом деле, — Хрантель Прошлого без всяких усилий разломал палочку на две части, после чего бросил их в костер. Не прошло и нескольких секунд, как они обратились в прах. — То, что сильно, как единое целое, всегда становиться слабым, если его разделить.
Хаджар дотронулся до шрама на своей груди.
— Правильно, — кивнул старик. — Когда ребенок рождается, он рождается с одним единственным желанием — жить. Но у каждого человека это желание отличается. И, если с возрастом, он его не забывает, то это желание превращается в истинную мечту. Оно сильно, Хаджар. Сильно настолько, что может согнуть землю, сплести веревку из неба, потушить или зажечь звезды на небосклоне.
— И оно достаточно сильно…
— … чтобы расколоть душу, — закончил за Хаджара старик. — своим первым вздохом, Хаджар Дархан, ты расколол собственную душу. И, по счастливой случайности, запер этим, на долгие годы, свой самый большой страх и своего самого яростного врага.
— Черного Генерала, — кивнул Хаджар.
Старик оторвал взгляд от костра и посмотрел собеседнику в глаза.
— Самого себя, — сказал он.
Глава 877
Глава 877
Пока ошарашенный Хаджар обдумывал слова Хранителя, тот подбросил в костер еще немного хвороста, после чего подвинул его концом своего резного посоха.
Как и в случае с ладонью — тот не обуглился и не почернел.
— На Горе Стихий мы встречаемся с нашим злейшим врагом, Хаджар, — Хранитель опять повернулся к пламени. В его почти стеклянных глазах отражались танцующие языки пламени. — Три искушения выводят на поверхность нашу самую большую тайну, самый тайный страх. Тот, который мы прячем глубже всего. Запираем ото всех и даже от самих себя. Лжем себе, что его не существует так остервенело, что и сами в это начинаем верить.
Хаджар, поняв, что разговор в ближайшее время не закончится, уселся на шкуры.
Ему все еще было холодно, так что он потянулся к костру. Пламя согревало. Пусть не сильно, но согревало.
— И, если мы одолеем воспоминание о страхе, то взойдем на Гору Стихий. И Изначально-рожденные будут нас судить. Они отведут к Вечным Истокам, позовут Перворожденных твоей крови и те скажут свое слово.
— Я не был ни на каком суде, — возразил Хаджар.
Старик промолчал. И, будто не замечая слов Хаджара, продолжил.
— Твое Посвящение, Хаджар… оно было странным. Ты разорвал свою душу на две части. И лишь та половина, что сейчас внутри тебя, отправилась отражение Зеленого Дома, где листья памяти резали твои ноги, пропитывая мир твоей тьмой.
Хаджар вспомнил о том, как бежал по зеленой тропе. Действительно — его ноги постоянно что-то резало, а кровь, текущая из плоти, оказывалась воспоминаниями.
— И, когда твой самый большой страх явился миру, то ты встретился ни с кем иным, как со своим самым главным врагом — самим собой. Ибо воин, сколько бы врагов он не одолел, но пока не одолеет последнего — не более, чем мальчишка, размахивающий палкой.
Последний враг… Это словосочетание отозвалось в памяти Хаджара, но несмотря на то, что он был Рыцарем Духа, так и не смог вспомнить, с чем оно перекликалось.