Он посмотрел на прислуживающих рабов, но не увидел Лилу или Бэннона.
Старый Эммет услужливо предложил ему ореховый хлеб:
— Это очень вкусно, мой король. Его испекли специально к празднованию предстоящего завоевания.
Скорбь выбил поднос из рук раба и схватил его за длинный хвост, заставив запрокинуть голову.
— Где Бэннон и Лила? Я хочу видеть их немедленно.
Старик побледнел.
— Они... Уверен, они заняты другой работой, мой король.
Атта терлась возле Ларса — наверняка, чтобы вызвать ревность короля, — но теперь оттолкнула опального капитана и подошла к королю.
— Да, где эта костлявая сучка? Я мечтаю утопить ее в ведре с мочой всех этих мужчин. — Она громко расхохоталась.
— Приведи их, — приказал Эммету король. — Живо!
Старый раб захромал прочь, как раненый олень, спасающийся от лесного пожара. Он где-то прятался почти час, но потерявший терпение король отправил нескольких норукайцев притащить Эммета в обеденный зал. Бэннона и Лилы нигде не было. Стражники обыскали бастион и вернулись к королю докладом, от которого он пришел в бешенство: они опросили каждого раба, но этих двоих уже давно никто не видел.
— Я... Я ничего не знаю, мой король, — прохныкал Эммет, но ужас на лице старика выдавал, что он лжет.
Скорбь швырнул покалеченного раба на стол, и тот повалился на спину среди тарелок. Борьба с Эмметом раззадорила короля норукайцев, и он стукнул головой старика о доски стола. Правой рукой он выхватил кинжал с пояса и вонзил его в плечо Эммета, пригвоздив к столу. Морщинистый старик задохнулся от боли.
— Я ничего не знаю, мой король! Не знаю.
Допрос был долгим, и Скорбь наслаждался процессом. Это доставило ему радость впервые за последние дни. К тому времени, как он отрезал Эммету левое ухо и по две фаланги на двух пальцах, в зал вошел еще один норукаец с докладом.
— С пристани пропала рыбацкая лодка, король Скорбь. Кто-то взял ее!
— Нет, нет! — скулил Эммет. Его многочисленные раны кровоточили. — Может, ее сорвал шторм и унес в море.
— Или они украли лодку и сбежали, — прорычал Скорбь. Потеряв терпение, он отрезал старику второе ухо. Держа отрезанную плоть двумя пальцами, он покачивал ее перед лицом Эммета. — Расскажи мне то, что я хочу узнать, иначе отрежу от тебя еще много кусочков. — Он снова качнул кровавым трофеем.
Наконец Эммет не выдержал и разрыдался. Скорбь выдернул кинжал из плеча старого раба, освобождая его. Эммет поднялся, дрожа и истекая кровью, а затем разразился потоком слов, объясняя, как помог Бэннону и Лиле сбежать. Признание стало для старика катарсисом. Он соскользнул со стола и упал на колени, моля короля Скорбь о пощаде.
Настроение у короля испортилось, и он созвал в обеденный зал всех напуганных рабов.
— Наш флот скоро отправится на войну! Приказываю устроить достойный пир, чтобы отпраздновать нашу неминуемую победу.
Норукайцы оглушительно завопили, ликуя. Когда Скорбь громогласно объявил распоряжения, рабы затрепетали, а Эммет разразился новым потоком бессловесных рыданий. Король вдруг понял, что проголодался.
Ларс и пять других выдающихся норукайских капитанов сидели за главным столом. Атта держалась рядом с королем, похотливо глядя на него своими коровьими глазами, но его внимание всецело занимали рабы, медленно вошедшие в обеденный зал. На плечах они несли, словно носилки с раненым воином, огромное блюдо. Напуганные рабы не осмеливались поднять взгляд, когда ставили блюдо с жареным мясом перед королем Скорбь.
Почерневшее морщинистое тело старого раба лежало в позе эмбриона. Эммета зажарили заживо в пламени печей — норукайцы знали, что ужас и боль улучшают вкус мяса.
— Он был старым и жилистым, — сказал Скорбь. — Полагаю, мясо у него жесткое и едва съедобное.
Атта кинжалом проколола хрустящую черную кожу, обнажив сочную плоть под ней.
— Я буду наслаждаться пиром так же, как и нашей победой, король Скорбь. — Она отрезала кусок мяса из бедра Эммета, наткнула его на кинжал и протянула королю.
Он взял угощение и принялся жевать.
— Да, хорошо. Старик много лет служил бастиону, а теперь мы послужим ему. — Он поднял окованный железом кулак. — Идите все сюда, ешьте! Это наш пир перед войной.