Натан тоже пропал, но Бэннон надеялся, что волшебник все еще жив. Теперь к нему вернулся дар, и никто не посмеет шутить с Натаном Ралом. А Никки… она осталась где-то далеко после исчезновения Ильдакара.
Бэннон сомневался, что снова увидит кого-то из них. Он был в ловушке, один, прикованный цепью к палубе норукайского корабля.
— Пресвятая Мать морей, — пробормотал он.
Но он не поддастся унынию. Должен быть способ выжить и одолеть ненавистных норукайцев.
Когда обманчиво успокаивающие звуки болота стали громче, у Бэннона заурчало в животе. Рабам приходилось пить из ведер грязную речную воду. Некоторых тошнило, и тогда грубые норукайцы выливали на них целое ведро воды, чтобы смыть рвоту и не дать вони задержаться на палубе.
В сгущающейся темноте Бэннон видел зажженные фонари на палубах дрейфующих кораблей, связанных между собой канатами. Судно короля и еще три стояли на якоре у берега, готовые к отплытию, и Скорбь не собирался ждать. Часть флота он решил оставить позади.
Двое норукайцев шли по освещенной факелами палубе, неся деревянную кадку. Они остановились у первой группы связанных рабов и поставили ношу на палубу. Один мужчина поднял черпак, с которого капала жижа из рыбьих потрохов и речной воды.
— Ужин!
Первый раб с отвращением отвернулся, но норукаец выплеснул содержимое черпака ему в лицо. Мокрые внутренности потекли по его подбородку, и когда раб понял, что другой еды не будет, то попытался проглотить часть. Усвоив урок, следующий раб открыл рот, когда норукаец плеснул тошнотворное месиво ему в лицо.
Мелок за их спинами скакал с ноги на ногу.
— Ужин, ужин! Моя рыба, ваша рыба! — Он запустил длинные пальцы в деревянную кадку, выловил рыбью голову, подбросил в воздух и поймал ртом, как дрессированная собака. Захрустев чешуей, он подошел ближе к Бэннону. — Рыбы пытались съесть меня, и теперь я ем их!
Свет восходящей луны подчеркивал шрамы на его белой коже. Бэннон задумался, что пережил шаман, какое испытание оставило такие шрамы и довело его до грани безумия.
— Они недостаточно тебя поели, — буркнул себе под нос Бэннон.
Мелок подскочил к нему и сел на корточки.
— Они съели достаточно. Рыбы-бритвы обгрызли мне руки, ноги и то, что между ними. — Он прижал ладонь к промежности, прикрытой набедренной повязкой. — Они многое отняли, но и кое-что дали. — Шаман наклонился так близко к Бэннону, что юноша почувствовал запах протухшей рыбы из его рта. — Мою силу! Я многое вижу. Я знаю будущее, вижу города в огне, кровь на мечах, слышу крики. Думаю, это хорошие крики.
— Может, это крики умирающих норукайцев? — спросил Бэннон, но шаман не обратил внимания на сарказм.
Мелок склонил голову набок, словно прислушиваясь к шепоту.
— Да, некоторые крики принадлежат норукайцам. — Голос его прозвучал так, словно он делился секретом.
Шаман явно находил Бэннона занимательным и считал, что юноша отличается от других пленников из Ильдакара. Двое норукайцев поставили зловонную деревянную кадку на палубу, и Бэннон собрался с духом. Он поднял голову, чтобы принять пищу, поклявшись сохранить силы до того момента, когда они действительно понадобятся, но едва не задохнулся, когда на лицо вылили рыбьи потроха. Он заставил себя проглотить.
Съежившись и подражая ему, Мелок тоже поднял голову, как птенец, просящий червяка. Норукаец плеснул месиво из рыбьих потрохов шаману в лицо, доставив тому удовольствие. Мелок оторвал голову маленькой рыбки и сжал ее двумя пальцами.
— Ты не получил рыбью голову. Особое угощение.
Прежде чем парень успел возразить, Мелок сунул рыбью голову в рот Бэннона. Тот поморщился, но проглотил отвратительный кусок. Почему альбинос уделяет ему столько внимания?
С кормы змеиного корабля донеслось эхо барабанного боя, и на свет фонаря вышел король Скорбь. Замолчали все — и рабы, и норукайцы. Голос короля слышали на ближайших суднах.
— Четыре змеиных корабля готовы к отплытию, и четырех достаточно, чтобы посеять ужас, когда мы пойдем вниз по реке. Сегодня ночью мы отправимся в бастион, а потом сможем начать войну.
Мелок вскочил на ноги:
— Мой Скорбь, король Скорбь! Они все будут скорбеть.
Король поднял тяжелую деревянную дубину и снова ударил в барабан надсмотрщика за гребцами — громче, чем раньше. Утробные голоса сотен норукайцев донеслись с бортов других кораблей, находившихся на различных стадиях ремонта.
— Мы будем грабить деревни по пути к открытому морю. Другая часть флота уже собирается на Норукайских островах, и я должен быть их королем и полководцем. — Скорбь пренебрежительно крикнул через воду другим судам: — Заканчивайте ремонт и возвращайтесь к нам. — Он поднял руку с железными костяшками. Цепь на его поясе зазвенела, когда он повернулся и отдал приказ поднять якорь. — Первые корабли отправляются в путь. Сейчас же!