Защитники унесли тело Ренна с собой, не желая оставлять павшего волшебника в безымянной могиле в пустом лесу. Они спешно двинулись прочь от луга с гибельными цветами, пораженные горем. Позади сотни, может быть, даже тысячи вражеских солдат погибли от страшного яда. Древняя армия застыла в потрясении, а первый командующий Енох послал разведчиков на поиски безопасного маршрута в обход луга. В конце концов, огромная сила двинулась к скалистым вершинам, которые вели к перевалу Кол Адаир.
Когда Натан и его спутники отошли на безопасное расстояние от вражеской армии, они нашли укрытую лощину в лесу и устроили погребальный костер для Ренна. Торн и Лайес несли дозор на случай неожиданной атаки, в то время как остальная часть группы отдавала дань уважения павшему волшебнику. Капитан Тревор и ильдакарские стражники, что сопровождали Ренна до Твердыни и обратно, были особенно потрясены. Вместе они смотрели на пылающее пламя, очищающее его бренные останки.
Натан коснулся шрама на груди и ощутил укол гнева Айвена, но отогнал его и сосредоточился только на своем уважении к Ренну.
Глава 25
Три змеиных корабля плыли по реке Киллрейвен мимо медлительных боковых притоков и обширных болот. Когда сильный бриз натянул синие паруса, норукайцы втянули весла и позволили прикованным пленникам растянуться на палубе. После долгого торчания в жарком зловонном трюме Бэннон смаковал возможность вдыхать свежий воздух. Его кожа была покрыта пленкой из пота, засохшей рыбьей слизи и крови. Покрытое синяками бледное тело быстро обгорало на солнце.
Скорбь прогуливался по палубе, чтобы рабы не забывали о его устрашающем присутствии. Бэннон ненавидел все в этом человеке — цепь на его талии, железные пластины на костяшках, вживленные в плечи шипы, ужасный шрам от уголков рта до затылка.
Мелок следовал за королем словно преданная собака, тараторя и скалясь.
— Мой король, король Скорбь. Все будут скорбеть!
Короля успокаивало присутствие шамана — словно тот и в самом деле был его питомцем.
Эрик сидел рядом с Бэнноном, подтянув колени к широким плечам и свесив голову. Хотя Бэннон пытался приободрить товарища, оцепеневший от горя мужчина отгородился от него, будто желая пообщаться с духами убитых родных. Бэннон пытался поговорить с угрюмым пленником, но тот редко отвечал.
Несколько взволнованных норукайцев подбежали к корме и стали вглядываться в мутную реку.
— Несите крюки! — закричал один из них. — И копья с веревками!
Пытаясь увидеть, что они делают, Бэннон натянул свои веревки, но каждое движение заставляло вздрагивать от боли. Еще больше норукайцев бросилось к поручням с лодочными крюками, гарпунами и утяжеленными сетями. Перегнувшись через борт, они по очереди метали оружие в воду, словно участвуя в некоем соревновании.
Мелок, привлеченный такой бурной деятельностью, растолкал локтями крупных воинов на своем пути и посмотрел вниз.
— Ах, рыба! Большая рыба, рыба-монстр! Рыбные монстры.
— Зацепи крюк за жабры! — крикнула Гара.
— Этот уже мертв, но мы плывем слишком быстро, — простонал другой норукаец. — Эта проклятая тварь выскальзывает!
— Бросить якорь! — заорал король Скорбь. — Ради этого стоит остановиться. Добытой еды хватит до самого дома.
Цепи загремели в прорезях, когда тяжелые якорные камни упали в реку и погрузились в грязь. Двое налетчиков поднялись на мачту и свернули паруса, привязав их к нок-рее. Другие два змеиных корабля тоже бросили якоря.
— Речной сом, — сказал надсмотрщик Боско, громко испортив воздух. — Мы устроим пир во имя змеиного бога!
Они метнули в воду крюки и копья, а потом потянули за веревки. Трое норукайцев, напрягшись, затащили на палубу первое трепыхающееся тело.
Бэннон вырос на острове Кирия, где рыбаки каждый день возвращались с уловом, но никогда не видел такой крупной рыбы. Со стонами и смехом норукайцы перекинули тварь через борт и бросили на палубу. Тело сома было длиной с каноэ. Пасть в форме полумесяца то и дело открывалась, а широко расставленные глаза были маленькими, темными и тупыми. Длинные усы походили на колючие щупальца. Водянистая коричневая кровь вытекала из ран от крюков и зазубренных гарпунов.
Мелок, едва сдерживая восторг, присел на корточки перед рыбиной. Он дотронулся до слизи, покрывавшей тело сома, и ускакал прочь, выставив палец и облизывая его. Умирающий сом дергался и извивался, и альбиносу пришлось отпрыгнуть от острых плавников.
— Рыбы кусают, рыбы грызут, — сказал он, указывая на бесчисленные крошечные шрамы, покрывавшие его тело. Он ухмыльнулся Бэннону, словно у них был личный разговор. — Держись подальше от рыбы.