Бэннон знал: если удастся освободиться хотя бы на мгновение, он прыгнет за борт. Он мог бы проплыть через реку и спрятаться в зарослях — если доберется до берега. Норукайцы умело обращались с копьями с костяными наконечниками, и одно из зазубренных орудий могло пронзить его прежде, чем он будет на полпути к берегу. Тогда он не сможет помочь ни Эрику, ни другим пленникам. Он должен найти лучший способ.
В сгущающихся сумерках он увидел впереди яркий костер и услышал шум ритмичных ударов и чей-то голос. Кто-то стоял на прибрежной косе, бросая вызов змеиным кораблям. На фоне пламени выделялся силуэт стройной женщины, одетой в полосы черной кожи. Морасит!
Он сначала понадеялся, что это Лила, но потом узнал голос Адессы — жестокого лидера Морасит из тренировочных ям Ильдакара. Адесса взяла в любовники его лучшего друга Яна, а потом убила прямо на глазах у Бэннона. Он никогда ей этого не простит.
Но она была здесь и вызывала на бой короля Скорбь. Бэннон ненавидел Адессу, но она определенно не была хуже норукайцев. Ее вызов позабавил покрытых шрамами налетчиков, но Бэннон знал, что они глупы, если недооценивают Морасит. Пока пара налетчиков погребла за ней на лодке, остальные проверили оковы рабов на палубе. Корабельный плотник Гара схватила Бэннона за волосы и оттащила к борту.
— Хватит скрести. Продолжишь вылизывать палубу завтра. Снова.
Гара связала запястья Бэннона и проверила цепь на лодыжке, но сама поглядывала на нос корабля, где король Скорбь поджидал вызвавшую его на бой Морасит.
Мелок проскакал по палубе и присел на корточки рядом с Бэнноном.
— Она бросила вызов королю Скорбь! Она будет скорбеть. — Он наклонился и зашептал в ухо Бэннону: — Кровь на палубе, скреби, скреби! Вот увидишь. — Затем он поспешил на нос корабля, где Адесса встретилась с норукайским королем.
Она достала гниющую голову и положила свой жуткий трофей на бочку. Хотя разложение исказило черты лица, Бэннон узнал главнокомандующего волшебника Максима.
— Пресвятая Мать морей…
Уродливые налетчики столпились у перил, чтобы в мерцающем свете фонарей поглазеть на поединок Адессы и короля. Скорбь расхохотался и поднял тяжелый боевой топор, в то время как Адесса взялась за короткий меч.
Из-за спин налетчиков Бэннону было плохо видно битву. Внимание всех норукайцев было приковано к нежданному развлечению. Рабы меж тем молчали, сбившись в кучу на корме корабля и стараясь оставаться незамеченными.
Сквозь насмешки, хохот и крики норукайцев Бэннон расслышал шум со стороны реки и тихие всплески, двигавшиеся вдоль корпуса корабля. Он услышал глухой стук и понял, что кто-то забирается на судно! Он повернулся и увидел гибкую фигуру, перелезшую через борт и тихо перекатившуюся по палубе — еще одна Морасит. Ее кожа была покрыта выжженными рунами, а короткие каштановые волосы облепили голову. Лила! Прилив надежды заставил пульс ускориться. Он чуть не вскочил на ноги, игнорируя цепь, но ее взгляд хлестнул по нему не хуже кнута. Она подняла руку, призывая его к тишине.
Норукайцы на носу корабля ликующе закричали, когда раздался звон оружия.
— Что ты здесь делаешь? — прошептал Бэннон. Внутри него бурлил оптимизм.
— Не глупи, мальчишка. Тебя спасаю, конечно же.
Адесса столкнулась с королем норукайцев, который был уродливее многих боевых зверей, с которыми она сражалась на арене. Может, Скорбь думал, что его разрезанные щеки и вживленные костяные шипы выглядят устрашающе, но Адесса сочла это еще одной причиной его убить, и она собиралась сдержать обещание. Она дала Лиле возможность освободить молодого мечника, и Адесса наслаждалась выполнением своей задачи. Бросившись на короля, она взмахнула мечом, резко выдохнув от усилия.
Король Скорбь в жилете из акульей кожи походил на быка: с широкой грудью и объемными мускулами. Он был настолько силен, что держал тяжелый боевой топор с такой же легкостью, как кинжал. Он был удивительно ловок для своих габаритов. Прогнувшись в спине, он уклонился от острия меча Адессы. Послышались возгласы норукайцев.
Адесса вложила в замах столько сил, что потеряла равновесие, когда оружие рассекло лишь воздух. Она сумела устоять, но король тут же ударил ее в висок обитым металлом кулаком. В голове у нее зазвенело, но она успела отпрыгнуть от приближавшегося топора.
Судя по завываниям и смеху норукайцев, они были уверены, что она проиграет.
Максим смотрел на нее с бочки раздувшимися глазами. Она слышала его ехидные насмешки, но гниющая голова не говорила вслух, и остальные ничего не слышали — Максим был слишком коварен. Его смех в ее разуме был громче воплей норукайцев. Она яростно мотала головой, словно отгоняла надоедливых мошек.