Меч Адессы отбил топор, хотя и был куда меньше оружия короля. Когда большой топор пронесся мимо, Адесса пнула правой ногой короля в живот, заставив задохнуться. Разъяренный Скорбь махнул топором как дубиной — без изящества, но с такой силой, что Морасит едва избежала удара.
Норукайцы улюлюкали и свистели, подначивая ее, бросались в нее чем-то скользким, расползавшимся по ее коже. Рыбьи потроха. Обычная уловка отчаявшихся бойцов на боевой арене, поэтому она не стала отвлекаться от главного. Она не дрогнула, когда билась с измененными медведями, колючими волками и песчаными пумами, а Скорбь был всего лишь очередным чудищем.
Она и король снова столкнулись в атаке, но никому не удалось нанести смертельного урона.
Шаман-альбинос выскочил из рядов зрителей и скрылся из виду. От ерничания этого человека у Адессы бегали мурашки, но она сосредоточилась на короле, не забывая о периферическом зрении на случай предательства. Она не верила, что норукайцы сражаются по правилам.
Скорбь снова зарычал от напряжения, орудуя боевым топором. Его обитый шипами ботинок угодил в груду рыбьих внутренностей, и он споткнулся. Его замешательство длилось не дольше удара сердца, но Адесса воспользовалась шансом. Она подняла меч в правой руке, вынудив его защищаться, а левой рукой схватилась за небольшую деревянную резную рукоять у бедра. Нож-эйджаил был особым оружием Морасит, причинявшим невообразимую боль.
Скорбь восстановил равновесие, когда она рванула к нему. Он развернул топор, чтобы заблокировать ее короткий меч — как и рассчитывала Адесса. Он даже не посмотрел на мелкий предмет в ее левой руке.
Она ударила ножом-эйджаилом подобно жалящей пчеле, пробив кожу короля. Лезвие было тонким, как игла, и не длиннее фаланги пальца, но его сила заключалась в другом. Она сомневалась, что он вообще почувствовал укол, проникший через жилет из акульей кожи — пока она не положила большой палец на руну и не активировала магию.
Ошеломляющая молния боли пронзила норукайского короля. Скорбь дернулся, все его мускулы напряглись так сильно, что могли сломать позвоночник. Покрытая шрамами нижняя челюсть широко открылась, а вырвавшийся крик был таким жутким, что напугал наблюдавших за поединком норукайцев. Они недоверчиво ахнули.
Адесса повернула нож-эйджаил, продолжая выливать на короля поток боли. Это крошечное оружие заставляло падать на колени и молить о пощаде даже самых отважных и сильных. Она надавила сильнее.
И тут голова Максима начала смеяться. Мягкий обрубок шеи прижался к дну перевернутой бочки, а отвратительные челюсти разошлись, выпустив гулкий насмешливый голос:
— Тебе его не одолеть. Иди, присоединись ко мне во смерти, дорогая Адесса! Вот чего ты заслуживаешь!
Голос был неприятным и резким. Норукайцы кричали, завывали и требовали крови. Их король корчился под натиском ножа-эйджаила, и Адесса вогнала лезвие глубже в плоть.
— Ты слаба, Адесса! — издевался Максим. — Ты знаешь это!
Она дрогнула, метнув в него ядовитый взгляд.
— Заткнись!
Она отвлеклась лишь на мгновение, но Скорбь, все еще с вонзенным в него ножом-эйджаилом, схватил ее левую руку. Он сжал запястье с невероятной силой, подкрепленной мучительной болью, и сломал кости Морасит, превратив кисть и предплечье в мягкую массу. Черная пелена непомерной боли застелила ей глаза.
Среди всеобщего шума снова засмеялся Максим.
Держа ее сломанную руку, Скорбь выхватил у нее нож-эйджаил и оттолкнул Адессу. Она попыталась поднять короткий меч, но здоровяк швырнул ее на палубу. Она ударилась головой о деревянные доски, и ее череп взорвался от боли. Она подняла колено, чтобы оттолкнуть его, но Скорбь держал ее нож-эйджаил. Он не мог активировать заклинание боли, и это оружие в его руке было шилом сапожника, но он вонзил его в горло Адессы, а потом еще раз, проткнув яремную вену. Он жестоко провел оружием по ее шее.
Адесса чувствовала, как из горла выплескивается теплая кровь. Частичка разума понимала, что она сопротивляется все слабее и слабее.
Он наносил удары крошечным лезвием снова и снова — словно мясник, отбивающий мясо. С нечленораздельным ревом Скорбь яростно вонзал в нее оружие. Сотни колотых ран покрывали ее лицо, горло и грудь. Он продолжил колоть израненную плоть даже после того, как Адесса умерла. Норукайцы взвыли, празднуя победу.
Когда Лила спрыгнула на палубу, Бэннон понял, что все это время ждал ее, и оптимизм его не подвел. Пока Адесса и Скорбь сражались на носу корабля, Лила рванула к нему, и Бэннон увидел знакомое оружие у нее на спине. Крепыш! Впервые за много дней он испытал неподдельную радость.