– Фор, не делай ему больно!
Я судорожно втягиваю воздух. Мне хочется велеть ей отвернуться, закрыть глаза, раз уж она не в силах видеть, как я проявляю жестокость во имя нее. Мне хочется прорычать ей: «Видишь? Вот, что случается, когда ты меня не слушаешь! Чтобы тебя уберечь, я должен стать монстром. Я должен уничтожить то, что люблю, ради того, чем дорожу сильнее всего на свете». Это происходит на самом деле? Таким я стал? Я и правда поставлю Фэрейн превыше всего – семьи, крови, истории, преданности? Моего собственного королевства?
В грот входит Хэйл, одной рукой сжимая рукоять своего меча. Она смотрит на эту картину, ее взгляд перескакивает с Фэрейн на меня, с меня – на моего брата. Ее глаза вспыхивают, и мне интересно, не бросится ли она на меня, защищая Сула. Но вместо того она застывает, наполовину вытащив меч.
Сул пытается вывернуться из моей хватки. Я встречаюсь с ним взглядом и вижу, что страх сменился хитрой расчетливостью.
– Боги, братец! – выдыхает он, его губы выгибаются в неприятной улыбке. – Я всего лишь хотел предложить твоей прелестной невесте подняться на галерею.
Я слышу ложь, сквозящую в его словах. Мне хочется выжать из него правду, заставить его сознаться, здесь и сейчас, во всем, что он сделал. Но Фэрейн наблюдает за нами, а мертвые ждут. Я должен хотя бы на какое-то время вернуться к роли короля.
Зарычав, я выпускаю руку Сула и делаю два шага назад. Он охает и морщится, тряся выкрученной рукой и разворачиваясь ко мне.
– Что ж. Теперь, когда с этой маленькой интерлюдией покончено, может, займемся делом? Умог Зу была чрезвычайно терпелива.
Я бросаю взгляд на жрицу. Она стоит точно так же, как и прежде: глаза закрыты, кожа серая, словно камень, в руках кристалл. Невозможно понять, заметила ли она то, что только что произошло. Я отворачиваюсь от нее к Фэрейн, подошедшей ко мне. Сладкий аромат ее волос заполняет мой нос. Пусть я и стараюсь себя одернуть, но мой взгляд скользит по ее фигуре, по всем изгибам, столь удачно подчеркнутым этим облегающим платьем. Низ живота напрягается, наливается жаром.
– Что ты здесь делаешь, Фэрейн? – вопрошаю я, понизив голос так, чтобы остальные не расслышали.
Выражение ее лица безмятежно. За все это время она и бровью не повела, даже когда Сул угрожающе навис над нею.
– Я тебе уже говорила, – отвечает она. – Я не буду пленницей. Больше нет.
Жар в моем нутре готов выплеснуться. Не знаю, в похоти ли дело, в страсти или чистой ярости. Я ощущаю на себе пристальные взгляды, чувствую давление всего королевства и моего двора, ожидающего, что я пройду через водопад. Следующие несколько часов окажутся для Фэрейн напряженными. Я не смогу защищать ее, пока буду в ловушке Вулуг Угдт.
– Ты должна уйти. – Эти слова слетают с моих губ, как наточенные копья. – Немедленно.
Она смотрит мне в глаза не моргая.
– Я твоя королева?
Весь воздух словно покидает мои легкие. Конечно же, она моя королева. Во всех смыслах, кроме того, который признает мое королевство. Но как же мне отослать ее прочь? Как я могу предать каждую клятву, что принес, пока баюкал ее у себя на руках, когда мы сидели вместе под звездной аркой вечности?
Я беру ее за обнаженное плечо и крепко сжимаю его пальцами. Поднеся свое лицо близко к ее, я выдыхаю сквозь стиснутые зубы:
– Ты – самая невыносимая из женщин.
Улыбка Фэрейн так же ослепительна, как и солнце ее мира.
– Рада, что мы понимаем друг друга.
Сжав челюсти, я разворачиваюсь, все еще держа Фэрейн за руку.
– Моя жена присоединится к тебе на время церемонии. Пусть она наблюдает за тем, что должно произойти.
На лице моего брата не дергается ни один мускул. Он лишь кланяется, затем протягивает руку Фэрейн – воплощение цивилизованной формальности. По телу Фэрейн пробегает дрожь, но она поднимает подбородок и, не удостаивая меня ни словом, ни взглядом, высвобождается из моей хватки и плывет в сторону Сула. Она такая маленькая по сравнению с его громадным трольдским ростом и все же держится прямо, заведя плечи назад и высоко держа голову. Она не позволит себя подавлять.
За водопадом гремит глубокий рев. Если бы я не знал наверняка, то решил бы, что мир вот-вот сотрясет очередной толчок. Но это не землетрясение. Это низкие, отдающиеся в животе первые ноты Вулуг Удгт, которые затянул хор из двух сотен жрецов и жриц, поющих на самом древнем из всех трольдских наречий.
– Морар тор Граканак, – выводят они. – Оагунгад вулуг ку-ва!
Бог Глубокой Тьмы. Услышь песнь наших потерянных душ.