Лишь когда Хог заканчивает свой доклад, я спрашиваю:
– А что с лазаретом? Мадам Ар в ее усилиях нужна всяческая поддержка.
Хог кивает и неосознанно касается раны у себя на лбу.
– Лазарет в данный момент переполнен. Это все, что мне известно; я не смогла получить более конкретной информации.
Я раздраженно хмыкаю, стискивая челюсти.
– Проследите, чтобы всех, кто ранен легко, перевели в другие помещения. Например, принца Сула.
– Ох, да ладно тебе, Фор. Ты что же, в самом деле выгонишь своего собственного дорогого братишку из тепла и комфорта его больничной койки? Кто бы мог подумать, что ты столь жесток.
Я перевожу взгляд на дальний конец зала. Там стоит мой сводный брат. Его рука лежит на перевязи, волосы вокруг посеревшего лица растрепаны, но глаза сияют куда ярче, чем когда-либо с тех пор, как мы вытащили его из озера в Хокнате. И эта его вечная ухмылочка на месте, что выглядит нелепо, учитывая, какому потрясению совсем недавно подвергся наш город.
– Кончай маячить в дверях, – рычу я и поднимаю руку, чтобы подозвать его поближе. – Принцу так себя вести не пристало.
– Это да, но я же никогда и не вел себя так, как пристало, верно ведь? – Сул отталкивается от косяка и входит в комнату, ухитряясь двигаться непринужденно, несмотря на свою подвязанную руку. Канцлер Хог встает и делает шаг в сторону от трона, вежливо склонив голову, когда к ней приближается принц. Он ей подмигивает, а она заливается румянцем и опускает подбородок.
Я приподнимаю бровь.
– Судя по внешнему виду, тебе стало лучше.
Он смеряет меня взглядом, изгибая губы в улыбке.
– Жаль, о тебе не могу сказать того же.
Я пожимаю плечами, прекрасно осознавая, каким количеством порезов и синяков усеяно мои лицо и тело. Мне еще не представилось возможности промыть и обработать раны. Столь жалкие потребности бледнеют по сравнению с прочими делами, требующими моего внимания. Боги, до чего же жуткое зрелище я, наверное, представлял собой, когда Фэрейн открыла глаза на краю того пруда! Чудо, что она тут же не умерла со страху обратно.
– Благодарю вас, канцлер, – говорю я, снова обращаясь к Хог. – Ваши выдающиеся усилия в этот тяжелый час не остались незамеченными. Прошу, разгрузите лазарет, насколько сумеете. И пусть Ар осмотрит этот ваш порез, пока вы будете там.
Мой канцлер кланяется и уходит. Мы с Сулом остаемся в гулком тронном зале одни, под висячими кристаллами лорста, озаряющими обширное пространство бледным серебряным сиянием. Сул хорошо подгадал момент для своего появления – всего десять минут назад этот зал был полон придворных, каждый из которых требовал моего внимания. Теперь же все они разосланы с различными поручениями, а каменные стены больше не вибрируют, отражая эхом три дюжины гневных, напуганных голосов.
Сул не утруждает себя поклоном. Он плюхается на ступеньку помоста, тяжело опираясь здоровой рукой на приподнятое колено. Его шарм уставшего от жизни повесы рассеивается, и теперь выражение его лица куда лучше соответствует бледному тону его кожи: оно напряженное, измотанное. Лишенное надежды.
– По дворцу ходят слухи, Фор, – говорит он, наконец нарушая повисшую между нами тишину.
Я не отвечаю, стараясь удержать на лице непроницаемую маску.
– Слухи, что тебя, – продолжает он, – нашего могучего короля, видели покидающим город после катастрофы. Что ты умотал на своем морлете в мир поверхности, бросая всех нас на произвол судьбы. И что ты увез с собой свою невесту-человечишку, – с этими словами он поворачивается ко мне лицом. Его глаза, словно два зубила, пытаются проломить мои каменные стены.
– Поскольку я сейчас сижу перед тобой, ты можешь вполне убедиться, что я не бросил ни свой город, ни свой народ.
Сул пожимает плечами и кладет щеку на раскрытую ладонь.
– А еще поговаривают, что твоя жена умерла.
Нож в живот. Я чуть не взвиваюсь оттого, с какой силой он вонзается, и крепко стискиваю резные драконьи головы своего трона, чтобы не сорваться с места. Потому что она и в самом деле умерла. Она умерла, и я на своих руках унес ее безжизненное тело. И я молил богов, чтобы они вернули ее, предлагал им любую цену. Цену, которую придется уплатить. Как-то, где-то. Рано или поздно.
Я крепче сжимаю челюсти. Я не позволю сожалениям подорвать мою решимость. Какую бы цену боги ни потребовали от меня – оно того стоит. Стоит, даже если я смогу провести с ней лишь несколько часов. Если я встану с этого трона и тут же рухну замертво, расплатившись своей жизнью за ее, я все равно счел бы, что обмен прошел в мою пользу.
Но что моя внезапная смерть будет значить для Фэрейн? От этой мысли меня пробирает мороз. Она окажется в ловушке здесь, в Мифанаре. В городе, находящемся на грани уничтожения. Окруженная врагами.