–
Но, – Вадиму стало жалко своего «советчика», – может, он не так и виноват? Он очень помогал мне.
–
Понимаешь, – бабка взяла его под руку. – Этому олуху было поручено закрутить интригу вокруг твоего знакомого Василя, с тем, чтобы убрать его из жизни. Мешает он. А этот безобразник и лентяй не смог найти исполнителя лучше, чем друга детства его жены. Ну, хоть и чёрт, но – без мозгов. Лентяй. Нет, чтобы побегать, подсуетиться, придумать вариант поизощрённее! Нет, поселился у тебя в доме. Завёл канцелярию с факсом и секретаршей и ждал, когда ты ему притащишь тело бездыханного Василя.
Она обернулась, подозвала чёрта, подцепила его пальцем под бабочку, притянула к себе и прошептала в волосатое ухо:
–
Лети в Запорожье и исправляй свои ошибки. Без договора с Василём, чтоб мы тебя не видели. Брысь!
Чёрт мгновенно испарился.
–
И мне пора, – Октя посмотрела на внука и расстроилась. – Жаль, скоро рассвет. Живи, и не забывай нас.
В поезде просыпаешься рано. Лежишь в неге, и под стук колёс собираешь мысли. Этот процесс длится всего не
сколько секунд, а впечатление такое, будто ты провалялся с открытыми глазами целый час.
Роза сидела на своей полке и смотрела, как он просыпался. Всю неделю в столице нефтяников она стояла на страже его здоровья и психики.
–
Доброе утро, родной! – она с тревогой и надеждой всмотрелась в его лицо.
–
Доброе утро! – он постарался припомнить ночное приключение. Улыбнулся, и Роза услышала долгожданный спокойный голос мужа. – Всё хорошо, моя дорогая. Будем жить и строить жизнь.
СДЕЛКА СОСТОЯЛАСЬ
Нана захлопотала с той минуты, как в дверях квартиры появился её единственный сын. Только он сел в кресло возле отца, мать поставила на журнальный столик фрукты.
–
Поешь, Лёвушка. Тебе витамины нужны. Я сейчас варю хинкали. Будем кушать.
–
Нет, мама. Я не могу ждать.
–
Тогда всё же не уходи. Я сейчас брошу в кастрюлю твою порцию хинкали. Поешь и пойдёшь.
–
Папа! – обратился Лев к отцу, который сидел в кресле напротив телевизора, уткнувшись в очередной фолиант. – Хочу в деревню до приезда Василия.
–
А почему? Что-нибудь случилось? – Соломон и не подумал оторвать взгляд от книги.
–
Нет. Просто мне надо побыть в тишине и одиночестве.
–
А чего спрашиваешь? – Соломон перевернул страницу. – Надо? Езжай!
–
Можешь дать мне машину? Или ехать в автобусе?
–
Спроси у Имы, – он снова перевернул страницу книги. – Я хожу на работу пешком. Машина сейчас может быть нужна только ей.
–
Спасибо! – Лев встал, перевернул отцу страницу, приложился щекой к его лысой макушке и пошёл в комнату Натали Арье.
–
Бери машину, – ответила на просьбу своего любимца Има. – Ты едешь с Тамарой?
–
Нет. Один.
–
Поговорим? – она так хотела пообщаться, узнать
причину его добровольного отшельничества, облегчить вероятное чувство разочарования в предмете страсти.
–
Молча, – ответил Лев.
–
С Богом! – напутствовала старая материалистка.
Има научила его молча переносить обиды. И сейчас она
не посмела нарушить эти устои. А сердце сжалось и забилось в конвульсиях. Больно! Но такова плата за самостоятельность
–
право на свободу.
Когда сын вышел от Натали, Нана позвала его из кухни:
–
Всё! Леванчик! Хинкали на столе, ждут тебя.
Нет на свете такого мужчины, который способен отказаться от хинкали в исполнении Наны.
–
Давай! – Леван присел за стол на кухне. – Пожалуйста, мама, побыстрей. Я очень спешу.
–
Всё! Всё готово. Садись.
Большая тарелка с хинкали испаряла такие запахи, что у Льва рот наполнился слюной. Однако не вкусил он и парочку из двадцати дымящихся, полных сока и прекрасного фарша пельмешек, как пожалел, что попался на приманку: за это время мать успела задать несколько вопросов, на которые сын не собирался отвечать, а теперь вплотную подобралась к его «душевным проблемам».
–
Мама! Дорогая! Дай мне доесть, пожалуйста, – приостановил Лев процесс поглощения хинкали.
–
Всё, всё, – засуетилась мать. Она отошла от стола, повернулась к плите и стала причитать: – Никто со мной не делится. Я всегда всё узнаю последней. А когда что-нибудь случается, меня спрашивают: «Где ты была?» Как: где я была? Тут. Но со мной никто даже разговаривать не желает. Был маленький: «Мама!.. Мама!.. Мама!» А теперь? Вот каким стал! Теперь ему мама не нужна. – Она помолчала, а плечи вдруг стали вздрагивать. – Ты прости меня, сын. Я понимаю – ты взрослый. Но не выбрасывай меня из своей жизни. Может, я тебе и не нужна… уже. Но ты как был мне нужен ещё до того, как увидел свет, так и сейчас – без тебя мне жизни нет. – Комок, образовавшийся в горле, давил её так, что слёзы и истерика готовы были вступить в бой с чёрствым и неблагодарным сыном.