–
ересь. Еретиков – на колы, кресты, костры. Снова Сатана правит бал! И вдруг этот душегуб делает широкий жест – дарит доктору теологии идею сомнения в правомочности индульгенций самого Папы Римского. И всё. Костры тухнут. Бал закончен. Зачем?
–
Помнишь, как начинался твой рассказ о жизни мастера «в своём вечном доме»? – Рита закрыла глаза и наизусть процитировала этот отрывок: «Если душа вынуждена была покинуть тело, которому нанесли «травму, не совместимую с жизнью», то она скучает по своему телу целых девять дней в надежде вернуться. Она возвращается
к месту жизни тела ещё в течение сорока дней. Ей хочется посещать родных и близких в годовщины…»
–
Ну? Так что из этого?
–
Если эта твоя догадка верна, то получается, что души убиенных стремятся вновь обрести именно земную жизнь. Следовательно, массовое истребление автоматически гарантирует возврат людских душ на Землю. Но тогда не могу понять другое: зачем Мефистофелю нужно было покупать душу Фауста? Ведь если бы Фауста сожгли, то он, как и все остальные грешники и еретики, оказался бы во владении Дьявола.
–
Вовсе нет. Фауст творческая личность. Он постиг законы Творца, и сам творит в соответствии с ними, не нарушая их. Фауст еретик для церкви, но не для Бога. Ведь творящий по законам гармонии – свят. Поэтому и взяли ангелы душу Фауста на Небо, а не оставили для преисподней. Мефистофель знал, что душа Фауста ему неподвластна. Этот Сатир решил обмануть Всевышнего, купив душу у самого владельца этой самой души, прикинувшись «заблудшей овечкой», которая нечаянно забыла, что душа принадлежит самому Творцу.
–
Так что? Души сожжённых, если они были творческими личностями, перестали возвращаться на Землю?
–
Да! И новое воплощение стали получать только души, далёкие от постижения законов гармонии. Так начало деградировать человечество! – Деми даже подпрыгнул в кресле от такого результата их беседы, неожиданно возникшего в ходе логических умозаключений.
–
А это, как следует из слов самого Адамбека, первейший признак начала исхода очередной цивилизации! – завершила мысль Рита.
–
Вот, вот, вот! Этот чёртов дьявол понял, что лишается творческой элиты, и решил прекратить мракобесие, – он произнёс эту последнюю фразу с такой страстью, что Рита прыснула со смеху. Деми удивлённо посмотрел на неё, потом перевёл взгляд на свои, застывшие в последнем жесте, растопыренные руки и неловко улыбнулся.
«ЖИТЬ БЫ В СКАЗКЕ, ДА СТРАХ НЕ ПУСКАЕТ»
–
Блим-блям! – воскликнул дверной звонок.
Роза, стремглав, бросилась в коридор.
–
Привет! – поздоровалась с соседкой Ольга, накидывая на шею Розы связку сушёных грибов.
–
Давно приехала? – Роза пропустила гостью и захлопнула дверь. – Это с Украины? Взятка?
–
Нет! Это подарок отца моего респондента. Я ему понравилась, и он одарил меня на дорогу пятью такими ожерельями.
–
А твой этот, респондент, он что, ребёнок?
–
Нет! Он молодой, очень красивый, сильный и страшно талантливый мужчина.
–
Да?! Ну, рассказывай!
–
Вот я и пришла к тебе. Мне очень надо всё это рассказать, а не то я, как говорят на Украине, с глузду съиду!
–
Явно что-то вроде «с ума сойдёшь»?
–
Именно.
–
Давай, рассказывай. Вот они, уши. Свободные.
И Ольга в течение двух часов рассказывала Розе о Василе. Показала фотографии и дала прослушать записи. Она рассказала и о пне, который, как ей показалось, по воле Василя то появляется, то исчезает. Единственное, чего не рассказала Оля соседке, так это о том ощущении, которое она испытала, прощаясь с Василём.
–
Ну, и что ты обо всём этом думаешь? – закончив рассказ, спросила подругу Ольга.
–
Я думаю, что ты встретилась со сказкой, – Роза угощала соседку свежим бисквитом, хорошо заваренным чаем «со слониками» и лимоном. – Если бы не твои записи и фотографии, я решила бы, что тебя здорово охмурили.
–
Вот и мне кажется, что меня охмурили. А ведь я сама во всём этом участвовала. Как мне себя вести завтра в редакции, – ума не приложу. Если расскажу всё так, как было, уволят за профнепригодность. Если напишу фельетон в расчёте на дураков, – так не за этим меня туда посылали, а, значит, я не справилась с заданием.