–
Человек, созданный по образу и подобию Его, имеет душу, подобную Его набору возможностей. Он способен творить. Он создаёт новые формы и даже творения с новыми наборами возможностей, – то бишь, с новыми душами.
–
Это правда, – Деми задумался. – Но это при современном уровне развития цивилизации. Ещё совсем недавно человечество не было способно к такому творчеству, как создание творений с новыми наборами возможностей – новыми душами.
–
Не путайте. Я ведь сказал, что душа человека неизменна. Другое дело – выявление этих возможностей. Процесс развития цивилизации как раз и есть последовательность выявления этих возможностей. Ничего того, что не заложено в душе творения, не может быть выявлено.
–
Но, если в результате эволюции обезьяна превратилась в человека, значит, у обезьяны уже был набор возможностей человека?
–
Если бы у обезьяны была душа человека, то это был бы человек. А обезьяна – есть обезьяна со своей душой. Человек же, даже рождённый уродом, рано или поздно проявит человеческую душу. А вот потомство обезьяны не проявит такой души никогда.
–
Хорошо. Но у меня остаётся ещё один вопрос: зачем нужны эти смены цивилизаций?
–
В разных условиях человек проявляет и разные свои возможности. В результате развития человечества возникает момент, когда его возможности уже не могут быть раскрыты в условиях такого жёсткого мира, как Земля. Ему становится тесно в этой своей колыбели. Он ищет больших свобод. Достигнув способности приобрести новые свободы, человечество покидает Землю.
–
А кто остаётся на Земле?
–
На Земле остаётся та часть человечества, у которой не проявились новые потребности или не выявились более высокие возможности. Эта часть человечества становится основой будущих поколений людей, и начинается новый виток, новый процесс, история новой цивилизации. Обычно, до глобального изменения условий жизни на Земле
эта смена цивилизаций незаметна. Только после природных катаклизмов проявляется процесс развития новой цивилизации.
–
А куда уходит прежнее человечество?
–
Этого я не знаю. Но у меня складывается такое ощущение, что, покинув Землю, оно переходит в тот мир, откуда может изменять условия существования самой Земли. Этим я для себя объясняю периодичность катаклизмов в природе моей планеты.
–
Так это в результате катаклизмов пропадают все признаки предыдущих цивилизаций?
–
Частично. Если такие признаки вообще существовали. Это для вас, для современной цивилизации, освоившей всю поверхность планеты, удивительно: куда делись признаки прошлых развитых цивилизаций? Вам трудно себе представить, что другие цивилизации не старались не то что освоить планету, – им были безынтересны даже её свойства. Они существовали, как младенцы в детском саду, зная что «и будет день, и будет пища». Это были духовные цивилизации, и их развитие происходило через раскрытие собственных способностей. Они относились к природе, как младенцы относятся к своему дому: им неинтересно, откуда всё берётся – оно есть, потому что должно быть. У большинства из них не было даже таких понятий, как «я хочу, это моё, дайте мне, а почему это так». Они не тратили усилий на определение того, что кому принадлежит, но больше всего уделяли внимание раскрытию своих способностей, своей души.
–
Так наша цивилизация…
–
Самая меркантильная из всех предыдущих. Этим и определяется появление таких понятий, как «моё, враг, друг, чужой, чужое, лучше, хуже». Отсюда, и представление о добре и зле, ощущение страдания. А ведь счастье не обязательно есть результат завершения страданий. Вот ты счастлив?
–
Да
.
–
А что? Ты в этой жизни страдал, а потом пришёл мессия и избавил тебя от этих страданий?
–
Нет.
–
А почему?
–
Не знаю. Может, потому что рядом со мной Рита, которая страдала и постаралась меня избавить от страданий?
-
Нет. У тебя есть враги? Тебе плохо от того, что у тебя чего-то нет? Тебя интересует, что есть у других?
–
Я об этих вещах не успел подумать.
–
И не успеешь. А теперь представь себе общество, состоящее из таких, как ты. И у каждого есть своя Маргарита – сущность любви. Какую пирамиду, гробницу, храм, джакузи, робота-раба оставит после себя такое общество?
–
Пожалуй, ничего не оставит.