Выбрать главу

Мы тебя проводим, – говорила Софико, – Деви, переоденься, и мы …

Не беспокойтесь, дорогая Софико. И господин Деви

сегодня устал от работы и от нас всех. Я провожу доктора Тамару.

Я и сама дойду…

Нет, доктор, пойдёмте! Пациента надо слушать, – он отворил калитку.

Вот Вам ключ, – Деви достал из кармана брелок с ключами и снял один, – мы сейчас ворота запрём.

Благодарю за доверие. Спокойной ночи! – Лев подал руку своей Тамрико, и за ними закрылась калитка.

Софико с Деви, обнявшись, пошли к дому.

Леночка, увидев их, с сожалением посмотрела на Мишку, которому показалось, что она сказала с обидой: «Вот. Не успел». Он разинул рот и, возможно, долго стоял бы в таком положении, но Леночка зашевелила губками:

Я пойду спать. Тётя Ната не заснёт, пока я не лягу.

Она отняла из его лапы свою ладошку. Ошарашенный

Мишка поплёлся за ней. Возле двери спальни она обернулась и уставила на него строгий взгляд:

Ты куда?.. Ваша спальня там.

Спокойной ночи! – кивнул он и остался на месте.

Спокойной ночи! Иди.

Мишка повернулся и пошёл.

«      »

Через неделю после отъезда Имы Леван с Мишей снова сидели в кабинете Тамары Георгиевны Васадзе. Доктор в это время делала Леночке операцию по удалению доброкачественной опухоли. Когда они остались одни в этом белом, как медицинский халат, кабинете, Мишка сидел за столом, обхватив голову руками, а Лев вольготно развалился на кушетке.

Михо! – нарушил затянувшуюся тишину Лева.

У-у-у! – заурчал в ответ Мишка.

Чего урчишь?

Ей сейчас, наверное, очень больно.

Да

.

Лучше бы мне было больно.

Нет, Михо-джан! Женщина никогда не отдаст свою боль мужчине. Вот всё, что хочешь, отдаст – себя, молодость,

красоту, жизнь, – боли своей ни за что не отдаст.

Это почему?

Есть такая притча. Женщины возмутились: «Почему мы носим ребёнка, страдаем, потом рожаем с болью? Сделай, Господи, так, чтобы боли достались отцу. Это будет справедливо!» Бог внял мольбам. Вот она стала рожать, а муж приготовился переносить боль. Когда во время родов вдруг закричал от боли сосед, женщина взмолилась: «Господи, я лучше сама буду страдать»! Бог внял и этой мольбе.

Ты пошляк!

Не я – пошляк. Притча такая.

Это пошлый анекдот.

Теперь это называют анекдотом, а в древности люди страдали отсутствием чувства юмора и воспринимали анекдоты, как поучительные притчи. Угрюмый был народ. И ты сегодня угрюмый. А надо радоваться.

Чему?

Тому, что у вас будут детки в полосочку. Полоска белая, полоска чёрная. Нет. Полоска розовая, полоска … Слушай, ты какого цвета?

Я белый человек! – гордо воскликнул Мишка.

Нет, Мишенька, ты каштановый. И дети твои будут в каштановую полоску. А мы с Тамуней будем крёстными родителями.

Тебя в церковь не пустят.

Тогда будем твоим мальчикам делать обрезание в синагоге.

Твоя Тамара уже делает обрезание. Если всё пройдёт хорошо, я согласен на синагогу.

Придётся мне и тебе делать обрезание. – В дверях стояла Тамара с белым колпаком в руке и распущенными волосами. – Всё, Михаил! Быть тебе обрезанным по самые уши.

Что творилось в кабинете доктора Васадзе в следующие пятнадцать минут, может описать только очень талантливый хореограф. А вот когда эйфория прошла, а сбежавшийся персонал больницы покинул кабинет, доктор потребовала гонорар:

Я кушать хочу.

Что прикажешь?

-

Всё! Самое вкусное и самое красивое.

Едем! – воскликнул Мишка, схватил обнимающуюся пару и потащил к машине.

Когда сняли швы, Тамара взяла отпуск, и четвёрка молодых, красивых, здоровых и влюблённых покатила в Тбилиси.

После того как Гурам Гогитидзе узнал о диагнозе доктора Васадзе, его ожидание приезда Льва и Леночки обернулось навязчивой идеей организовать консилиум на самом высоком уровне. Он связался с Соломоном и, когда приехала Натали Арье, организовал контрольную процедуру диагностики её организма. Был проведён весь спектр исследований. Приглашённые им самим врачи не нашли явных признаков онкологии.

Гурам позвонил в Москву доктору Саше и пригласил его на организуемый консилиум. По приезде в Тбилиси Леночке тоже пришлось пройти контрольную диагностику. Поговорив с Леваном, Гурам решил привлечь на консилиум психиатров и патриархов грузинской православной церкви.

Единственное, чего не смог добиться Гурам Гогитидзе, это официального статуса консилиума и участия в нём руководства министерства здравоохранения. Доктор рвал и метал, убеждал, что это только информационное мероприятие, но воспитанные в духе коммунистического шовинизма дети пролетариата не вняли мольбам профессионального исследователя. Уже уходящий в историю «гегемон идеи всеобщего равенства» оставался слеп и глух ко всему, что противоречило его мировоззрению.