– Я реально не отравлюсь?
– Да не отравишься, только спрашивай, когда в рот тянуть будешь, хуже маленького.
«Лучше бы не спрашивал», – бубнил себе под нос Иван. Скоро и привал устроили, Марьюшка достала скатерть из котомки, что нес Иван, и накрыла импровизированный стол.
– Тащи из печи, да на стол мечи! – сказала Марьюшка и как по волшебству на скатерти сразу появляться стали глубокие чашки с пахучими щами, еще теплым и душистым хлебом, тарелка с нарезанным салом и вареными яичками. Все это так приятно пахло и манило, что Ивана уговаривать не надо было, он сам подошел и ждал разрешения от Марьюшки. Холмогор вырвал из куста, который неподалеку рос, три ветки и, не раздумывая, засунул себе в рот.
– Садись Ваня, кушай, не бойся, не отравлю, я пошутила. Мне, правда, на земле трудно быть веселой, а в этом мире я рядом с сердцем нахожусь, вроде и радость появляется.
– Да я же понимаю и пошутить надо и вразумить, а то и правда, наелся бы какой гадости и склеил бы ласты, – присаживаясь возле стола и, трогая горячие щи.
– Эй, скатерть не шали, как есть щи, если ты ложки забыла, – ругалась Марьюшка.
Появились ложки, и Иван поблагодарил скатерть за ее работу, за счастье сидеть и кушать, наслаждаясь таким вкусным обедом. Холмогор съел весь куст и, казалось, задремал, пока путники кушали, то что подала скатерть-самобранка.
После плотного ужина Марьюшка засуетилась, скатерть убрала, достала из котомки зеркальце и попросила у него показать, где Мор сейчас ходит.
Зеркало долго думало, стекло не показывало ничего, как в телевизоре рябь стояла.
– Интернета нет. Так бывает, где тут вышка стоит? – спросил Иван.
– Какая вышка? Какой интер-что? – спросила так и не выговорив последнее слово. Зеркальце всегда показывает, видимо, его в этом мире нет.
– Кого нет? Чудище того, что у меня на одежде ты видела?
– Да его, – согласилась Марьюшка.
– Так, у него сегодня концерт в Германии, я сам туда хотел поехать, крутой чувак и песни у него клевые.
Иван остановился, увидел непонимание в глазах Марьюшки и попытался объяснить, но стало выходить еще хуже. Замолчал он и коротко сказал.
– Ваш это Мор на земле в обличии человека и зовут его Блекгот.
– И что его люди не прогоняют?
– Зачем прогонять-то? Он великий певец и кумир многих! Кумир – почти бог для многих.
Марьюшка только головой покачала, ничего не сказала она, села на землю да руками голову обхватила.
Потом открыла котомку и достала оттуда гребешок с маленькими камушками в цветочек сложенными, протянула его Ивану и говорит:
– Чтобы не произошло, помни слова, которые ты мне говорил на земле. Помнишь?
– Что с тобой Марьюшка? Конечно, помню.
– А ну, повтори!
– Обещаю умереть с твоим именем на устах.
– Да не эти, – слабо улыбнулась девушка.
– Найти твое сердечко и вернуть его тебе, чтобы мне этого не стоило, приглянулась ты мне, нравишься, готов и в воду, и в огонь за тобой! – улыбаясь и беря за руку Марьюшку, сказал он.
– Помни их и не удивляйся ничему. А как увидишь, что я изменилась, не раздумывай, воткни в волосы мои вот этот гребень.
– Да что с тобой?
– Чувствую я, Мор опять вернуть меня хочет, опять чары свои пробует, – сказала это и опять присела на поваленное дерево.
Пошевелился Холмогор и спугнул ворону на дереве, та каркнула и полетела.
– Разлетались тут, – сказало существо, вставая на ноги.
– Выспался Холмогорушка? – заботливо спросила Марьюшка.
Но существо не ответило, он даже не смотрел в её сторону. Наблюдал за вороной, которая отлетела от путников и уселась на дерево повыше, чтобы никто ее не достал. Взял Холмогор ветку от куста, что недоел и шуганул ворону. Та опять полетела, сделала круг и села на другое дерево еще дальше от них.
– Брось ее Холмогор, – сказал Иван, наблюдая за все этой картиной.
– Нет, не брошу, это ворона непростая, ты шел по лесу, слышал, как птицы поют?
Иван задумался, вот почему ему было не по себе, он не слышал не только птиц, но и звуков животных. Не лес, а могила, гробовая тишина. Оценив, он тоже стал кидаться в ворону камнями, которые попадались под руку. Наконец, птица улетела, каркнув напоследок. Все это время Марьюшка не проронила ни слова, а когда к ней подошёл Иван, она встала. И стали с ней происходить чудеса, волосы паклей выцветшей и слипшейся висят с головы, глаза, как бездонные черные дыры, а тело – в костлявое существо.