Время летело незаметно, месяцы тонули в сиюминутных проблемах, разговорах о вечном и о мелком, репетициях, спектаклях, ожиданиях премьер… Росли чужие дети, подруги выходили замуж, разводились, а в Наташиной жизни ничего не менялось.
Многие замужние приятельницы с годами заметно охладели к одинокой, свободной и привлекательной Наташе. Она держалась приветливо и скромно, с удовольствием помогала хозяйке, не забывала о подарках детям, но ее красота представлялась угрозой семейному очагу. Ближе всех, пожалуй, она была с женой Ивана. Разные амплуа позволяли им не делить место под солнцем в театре, а связь с Никитой делала ее в глазах Инги гораздо безопаснее и приятнее других актрис.
По сравнению со многими женами главных режиссеров Инга была, в общем-то, просто ангел — до известного предела, конечно. От природы одаренная и по-житейски умная женщина, она держалась ровно и, как правило, тактично, но время от времени, на правах старой подруги, отпускала такие замечания, которые больно задевали Наташу.
Выросшую в небогатой семье во времена глубокого застоя Наташу никогда не баловали игрушками, и немецкая кукла с «настоящими» волосами, прожившая у нее десять лет, казалась ей верхом совершенства. Теперь же взрослая женщина нашла для себя настоящее хобби — ее комнату украшали фарфоровые, деревянные и пластмассовые красавицы в национальных и исторических костюмах, в бальных и вечерних платьях. Выбирать и наряжать кукол, разговаривать с ними было для Наташи большой отрадой. Коллекция Наташи являлась предметом огромной зависти Ингиной дочери, и время от времени — по случаю дня рождения, Нового года или другого праздника — очередная красотка переселялась к ней. Инга, единственный человек, осведомленный о постигшем Наташу несчастье, тем не менее однажды заметила:
— Может, хватит уже в бирюльки-то играть? Пора своих детей иметь, а ты все, как маленькая, юбочки куклам шьешь.
Надо сказать, Наташу к тридцати годам много раз посещало желание родить ребенка одной. Но, во-первых, она была не уверена, что после происшедшего сможет забеременеть и родить. Врачи, к которым она обращалась за советом, отклонений в состоянии ее здоровья не находили, но и гарантий не давали. Во-вторых, предохранялась от беременности не столько Наташа, сколько осторожный Никита, которому эти проблемы были совсем ни к чему. Конечно, он понимал, что вечно так продолжаться не может и жизнь Наташи не устроена и одинока, но перспектива перемен казалась туманной и крайне нежелательной. Конечно, в их жизни были и размолвки, и ссоры, и периоды молчаливого недовольства друг другом, но они всегда оставались друзьями, и родить от кого-то другого, ничего не говоря Никите, представлялось невозможным.
Да и материальное положение актеров в девяностые годы существенно ухудшилось. Работать же в других театрах, в системе антрепризы, Наташа пока не решалась, зная, какую негативную реакцию это может вызвать у Ивана. Характер у него, не говоря о творческом кризисе, к концу девяностых сильно изменился к худшему. Вероятно, одно было связано с другим, но обстановка в театре накалялась.
Для Наташи же всеобщая депрессия усугублялась тем, что ей через месяц исполнялось тридцать. А кто бы что ни говорил по этому поводу, порог тридцатилетия для любой женщины — это момент большой переоценки: приходят поздние сожаления, угрызения совести и подводятся кое-какие итоги. И итоги эти представлялись весьма неутешительными. Карьера не то чтобы не сложилась, но и большой славы не принесла. Конечно, вся ее красота и обаяние при ней, здоровье отличное, и мастерства с годами прибавилось, но в последнее время привычные мужество и оптимизм стали ей изменять. А этот день с утра не задался. Из душа текла еле-еле теплая вода, кофе убежал на плиту из-за дурацкого телефонного звонка, машина долго не заводилась — все одно к одному. А главное, сбывались все неприятные прогнозы по поводу грядущей премьеры.
Поведение Никиты не явилось для нее большой неожиданностью. Его «джентльменство» было скорее восточным, чем западным. Он целовал дамам руки, помогал выйти из транспорта, никогда не садился ни в метро, ни в автобусе, если было мало свободных мест, не забывал изредка дарить цветы, слегка помогал жене по дому, особенно когда дети были совсем маленькими, и мыл за собой посуду. Но в том, что он способен ударить женщину или ребенка, у Наташи не было никаких сомнений. Он мог походя оскорбить жену или любовницу, нахамить приятелю — просто потому, что пьян или в плохом настроении. Извинялся потом очень мило и искренне, так что врагов наживал только там, где хотел.