На противоположной стене смежного зала предстает такой же величины "Тайная вечеря" в бронзе (8х4). Рельеф увековечивает тот же момент, когда рука Иуды тянется к чаше. Но эта картина создана в духе высокого реализма, традиции европейского искусства. Она наполнена эмоциями как сцена, где разыгрывается акт трагедии. Золотится нимб над головой Христа, окруженного бородатыми апостолами. Два из них, Иоанн и Петр, знают тайну, ведают, чья рука тянется к чаше.
Между "Тайными вечерями" над головой парят пять сияющих светом луковиц под крестами. Они сияют как купола православного храма. У этой хрустальной люстры застыл пораженный Юрий Лужков, когда побывал в часовне и в залах до их открытия. Роль экскурсовода играл будущий директор комплекса. В тот день Лужков признался, что поражен увиденным, хотя и знал, что готовится выставка, бывал здесь, когда все только началось.
— Совершенно неожиданно мы получили музей русского искусства.
— Вы сказали, получили музей. Это дар городу Москве?
— Да, но автор об этом не знает. Расскажу по этому поводу старый анекдот из «Крокодила». Идут отец с сыном мимо забора и видят, как за оградой хозяин забивает последний гвоздь на крыше, где-то высоко на коньке. Сын спрашивает: "Папа, этот дядя нам детский сад строит?" — "Да, сынок, но он об этом еще не догадывается.
Догадывался, знал точно, что в принадлежащем ему громадном здании, полученном за труды в Москве, будет "галерея искусств Церетели", наподобие галереи Соломона Гугенхайма. С тем отличием, что заполнят ее шедевры классического искусства.
Конец шестнадцатой главы
НЕДОПИСАННЫЙ ПОРТРЕТ.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, последняя, о мифах, дополняющих образ, с которым нам предстоит попрощаться.
Во всех предыдущих главах я часто цитировал Церетели. Его речь столь же монументальна и индивидуальна, как пластика. Своими оголенными словами он многое сказал. Я часто приводил выдержки из заказных статей, рискуя "умножить зло". Зачем это делал? Хотел правдиво показать моего героя, не сглаживая острые углы, на которые ему так часто пришлось натыкаться.
Было время, когда никто из сочинителей не стучал настойчиво к нему в дверь. Помните полет в Испанию на открытие Колумба осенью 1995 года? Полный самолет друзей детства и юности, земляков, сокурсников и сотрудников. Клерки летели. И в той толпе среди пассажиров — никого из пишущей братии, не считая меня. А ведь тогда уже звучали раскаты грома, летели снаряды в дальнюю цель — Колумба в США, и в цель ближнюю — в Нижних Мневниках. Там землеройные машины выравнивали берег будущего "парка чудес".
Не было тогда у Церетели "информационной поддержки", щита. Поэтому так безнаказанно накинулись на него "современные художники" и критики, выполняя установку владельцев телеканалов и газет, боровшихся с его другом Лужковым. В те политические кампании втянулись по своей и чужой воле писатели, публицисты, сатирики и карикатуристы, фотографы, охотившиеся за ракурсами, где художник и его монументы выглядели монстрами.
"Подгоняемый неумолимым напором времени, он понастроил на Москве немало отвратительных чудовищ. Сначала бронзовый бестиарий у священной кремлевской стены, потом нарезанного ломтиками, да еще пронзенного рогатиной змееныша на Наполеоновой горе, потом ключевой элемент всей конструкции — кошмарного истукана, над съежившейся Москвой-рекой". Это цитата из "Сказки для идиотов" модного сейчас писателя Акунина. Ясно, кого он имеет в виду в образах «бестиария», "змееныша" и "кошмарного истукана", не зная, в какой последовательности появились они на свет.
На самом деле все произошло не так, как повествуют нам эти «Сказки». Сначала вылупился «змееныш» на Поклонной горе, потом обозначился «бестиарий» на Манежной площади, а еще через год поднялся вровень с Храмом Христа "кошмарный истукан".
Повторяются поныне прежние измышления, вроде "головы Петра, приставленной к телу Колумба", или "пристрастия к лепке черепов вождей". Подобные выпады не раз давали право обратиться в суд. Десятки раз Юрий Лужков судился и всегда выигрывал процессы по защите чести и достоинства. По меньшей мере, раз десять мог бы воспользоваться таким правом и его друг. Но не хотел выступать в роли истца, заниматься судебной волокитой, оправдываться, поэтому безнаказанные выдумщики сочиняли все, что им заблагорассудится.
В самые трудные дни, когда начались демонстрации у памятников, появился памфлет, где утверждалось, что Церетели собирается установить монумент, "посвященный 240-летию со дня основания Севастополя, 145-летию со дня обороны города российской армией и 55-летию со дня героической четырехнедельной обороны города-крепости против превосходящих сил немецко-фашистской армии".
Как видим, издевались не только над Церетели, унижали и высмеивали Юрия Лужкова. Чем только мог, строительством новых домов для моряков, устройством школ, учебниками на русском языке — он помогал русским в Крыму, Севастополю и Черноморскому флоту, оказавшимся в осаде после известного разрыва между Россией и Украиной. Эти акции раздражали Кремль времен Ельцина и Березовского. Ради красного словца не щадили родного отца, глумились над памятью защитников города в дни минувших войн, лишь бы принизить мэра Москвы.
"А потом голоса сообщили мне, что Зураб Церетели проектирует очередной монумент в городе. Не успеешь оглянуться, а на Поклонной горе уже раскинулся Парк Победы. Только успеешь попривыкнуть к кровоточащим фонтанам, и тут тебе, на Манежной площади понаделали лубочных изваяний, как в народе говорят, построили "ограду зверинца".
Раньше от всяких безумных голосов отмахивался, старался не обращать на них внимание. Но после того, как на Москве-реке сел на мель Петр Великий со штурвалом в позе Колумба и с предательски торчащей мачтой, с авиа-огнями далеко в небе, я решил: а вдруг не бред это, а пророчество". Упражнялся в сатире таким не лучшим образом внук известного профессора Московского университета, вращавшийся в среде интеллектуалов и политиков.
Не он один, все, кто брался сочинять пасквили, памфлеты, фельетоны, не утруждал себя проверкой фактов, не заглядывал в энциклопедии, чтобы узнать самое простое — когда и где родился, учился, проявил себя Церетели, прежде чем вышел на простор Москвы. Заглядывали на экраны "всемирной паутины", заполненной клеветой. Там поныне рядом с опровержениями, опубликованными по решению суда, можно почерпнуть информацию о позабытом "медном деле" и "землях в Испании", прочесть мифы, сочиненные известными публицистами и неведомыми авторами, не подписывающими свои выдумки. Вот только одна из них.
"В середине 1960-х годов Зураб Церетели, а вернее его жена Иннеса, происходящая из знатного княжеского рода, получает в наследство во Франции: денежную сумму и два дома в Марселе и Париже. Чтобы не обострять отношений с советским правительством, Церетели дарит властям один из домов. Взамен ему предоставляется возможность распоряжаться полученным состоянием на родине — в Грузии, где в это время оживляется мелкое, частное предпринимательство".
Здесь все — ложь. Из вызова, приведенного выше, мы знаем, что французские родственники Иннесы владели "собственным павильоном" не в Марселе и не в Париже. Посылки, о которых поминала покойная Иннеса, позволяли приодеться молодым в импортные вещи, не более того. Эти посылки в больном воображении завистников превратились в два дома. Даже если бы грузинские родственники получили солидное наследство, ни на какую сделку с ними советское правительство не пошло бы. Оно бы забрало в свои мозолистые руки оба дома, нашло бы способ заставить наследников отказаться от недвижимости и денег. Не такое то было правительство, чтобы дать гражданам распоряжаться валютой.
Зачем художнику "ожившее мелкое, частное предпринимательство на родине", если он с утра до ночи занимался высоко оплачиваемыми государственными заказами, украшал громадные комплексы, работал подолгу за границей. Так, монтаж «Прометея» и «Подсолнухов» в США длился около полугода.
Из подобных блоков недостоверной информации строились изоляторы, куда пытались засадить Церетели, связав его имя с криминалом. Год за годом запускались в эфир и в печать и "медное дело", и "земельные участки в Испании, и "алмазное дело"…