Твари пернатые!
Так вот, вырезанное селение. Располагалось оно севернее Ностоя, в двух неделях пешего пути. Я добрался за пять дней, двигаясь практически со скоростью конного. А чего бы и нет? Вся местность была изучена, опасностей я не боялся. Вряд ли какие-то бандиты могли бы похвастаться умениями Ауры, да и не стал бы я героически бить им морды. Что я, идиот, что ли? Просто облетел бы их — и был таков.
Кхм… От деревни мало что осталось. Пустые, иссохшие от жары дома, заброшенные пастбища, скудная пересохшая земля, которая медленно проигрывала бой пустыне, наступающей словно чума. Ещё кости. Черепа животных, людей, маленькие и большие. Засыпанный песком колодец, сухие, почерневшие от солнца деревья, следы старого пожара — и тишина.
Казалось, в той деревне не селились даже насекомые. Всё замерло, погружённое в тишину и объятия смерти.
Поэтично? Может быть, но я порадовался, что не застал саму бойню. Пусть мне до сих пор снилась смерть родителей, я не желал лишний раз смотреть на чужие страдания. Особенно когда выкопал из песка старую тряпичную куклу со следами рыжей «ржавчины» — крови.
Эти суки никого не пожалели. Никого… После этого говорят, что имперцы — зло. Имперцы! Иногда мне кажется, что Саркарн — лучшее, что могло случиться с Миизаром, но в другой раз я считал, что причина как раз таки в факте подчинения. Если бы Империя не завоевала этот огромный остров, то кто знает, как развивалась бы его жизнь? Может, у нас не происходило бы такой жести? Всё-таки вина, как уже понятно, была на наместнике, а наместника назначили из Саркарна.
Обстановка и правда ухудшалась с каждым годом. Боже, пять лет назад я не мог и представить, куда всё заведёт! Сезоны дождей снова сократились. Что это — клятое изменение климата или какие-то особенности мира? Может, игры сильных мира сего, Безграничных и им подобных? Непонятно, но чудовищно, ведь без воды жизнь на западной части Миизара медленно умирала. Беруга пересохла до мелкого ручья. Колодцы забились песком, на дне ни капли воды. Попытки прорыться глубже провалились: слишком много глины, слишком мало рук. Земля спеклась, как обожжённый черепок; лопаты звенели о трещины, уходящие в пустоту. Несколько ям обрушились сами на себя, заполнившись пыльной кашей. Один из парней застрял по пояс; пока его вытаскивали, чуть не задохнулся. После этого копать больше не лез никто.
На полях почти не осталось урожая. Растёт лишь то, что поливают по три раза в день, ибо предательское солнце печёт, как в чёртовой сауне! И мы поливали. Все как один! Грёбаные поля берегли и постоянно придумывали способы, как их защитить. Люди даже сооружали «зонты от солнца», которые вкапывали в землю! А я, периодически — обычно по ночам — направлял свой рой, чтобы устранить возможных паразитов, которые могли бы пожрать или попортить урожай.
Это работало: пока что мы оставались одной из немногих западных деревень, способных справиться с непомерным налогом. Ну… как «справиться»? Ждать нового повышения, которое увеличивалось каждый год. Казалось, будто бы все «недостачи» с других деревень вешались на Ностой. Люди отдавали последнее: еду, ценности, личные вещи. Дома становились пустыми, как и глаза немногих оставшихся жителей, враз лишившихся всего, что составляло смысл их и без того тяжёлой жизни.
Будто бы кто-то специально решил задушить, изничтожить по меньшей мере половину острова. Но кто мог бы обладать такими возможностями и властью? Наместник?
Кто бы знал…
За последние два года в деревне родилось меньше десяти детей, половина из которых уже погибла. Чудовищные условия жизни и постоянный голод для всех, кроме немногих «избранных», поставили крест на возможности увеличения населения естественным путём. Ностой умирал, как и все остальные.
Голодала скотина, сухая почва не порождала должной растительности, способной насытить коров, коз и овец. Дуфф даже ездил в прибрежные города Худрос и Тирайду (которые худо-бедно сохраняли уровень жизни, пользуясь близостью к морю и относительно развитой торговлей), договариваясь о покупке корма, но это было дорого, и его не хватало надолго. Просто ещё один способ растянуть агонию. Охотники (Перреля Гистомса успешно сменили) перестали приносить дичь: всё повыбили, и зверьё ушло далеко в горы и глубины лесов. Лишь я, при помощи насекомых, время от времени находил драгоценные туши, на часть которых выменивал у Дуффа разные интересности вроде солений и сладостей — побаловать себя и братьев.
Про рыбу и речи не шло. В пересохших реках её не осталось. Говорят, в Прантохе ещё худо-бедно могли рыбачить, выходя в море, но и там всё не слава богу. Однако для них это был хоть какой-то способ пропитания. У нас же не было и этого.