Осознав, что дальше тянуть уже попросту глупо, я произнёс:
— Я Прóклятый. — И выдохнул, слабо улыбнувшись. Ну вот и всё. Назад дороги нет. Если я ошибся, то в ближайшее время весь Ностой узнает, что я не обычный человек. Только я даже не стану дожидаться этого момента. Свалю уже сегодня, край — поутру. С какой-то стороны, даже желанная перспектива, ибо чую — мне нужен наводящий пинок.
— Ты серьёзно? — опешила Вета.
— На шутку вроде не похоже, — я внимательно изучал её лицо, стараясь найти хоть намёк на то, что был прав. Или ошибся.
— Дурацких шуток я за тобой ранее не замечала, — она покачала головой, заставив чёрные волосы взметнуться. Её поза изменилась, но я не чувствовал страха или негатива. — Такую глупость скорее отмочил бы Ребис. Вот на него похоже.
— Я сказал правду, — помедлив, ответил я. — Более того, не знаю даже, как так вышло. Обрести сверхспособности ведь можно, только если съешь Запретный Плод. А я не помню, чтобы ел какой-то особый фрукт, овощ или хрен знает что там ещё. У меня… — слова, отлично складываемые в собственных мыслях, выплёскивались с таким скрипом, что я опасался, будто меня переклинит. — У меня однажды начало получаться, вот и всё. Само по себе.
— Что получаться? — девушка подалась ближе и чуточку наклонилась. В голосе звенел интерес.
Неужели всё сложится хорошо? Ха, рано радуешься, Загрейн! Сейчас она узнает, что ты не радуги в небе рисуешь, а обращаешься потоком насекомых, после чего сбежит в ужасе!
Хотя… я ведь не обязан показывать вообще всё и тем более сразу? Может, если действовать постепенно…
Подняв палец, я заставил ближайшую муху на него сесть.
— Я могу управлять насекомыми.
***
«Вижу клинок, поглощающий свет, вонзённый в сердце суши. Его душа жаждет убийства. Тот, кто схватит этот меч, познает смерть. Снова и снова познает он смерть».
Легенда о Рефиле, потерянном божественном оружии Шаграса, Бога Смерти, Бед и Катастроф.
***
1138 год от сотворения мира, остров Миизар
Лёгкий ветер шевелил выгоревшие крыши деревни, нёс в себе запах пыли и приближающейся пустыни.
Засуха и пустыня… Она не приходит внезапно. Не падает с неба, как кара богов, и не прилетает, как стрела из-за холма.
Она ползёт. Медленно. Неумолимо. С величием древнего проклятия, забытого, но не прощённого.
Сначала — лишь пыль в рассветном воздухе. Едва уловимая, словно дыхание чужого мира. Она ложится на солому крыш, на камни у колодца, на губы пастухов, что утром не могут сказать, отчего горчит вода.
Потом умирает трава. Словно кто-то потушил жизненную силу корней. Постепенно, но последовательно. Листья становятся серыми, как будто их благословил прах.
Ветер меняет голос. Больше в нём нет шёпота леса. Только сухой шорох — как змея в сухих костях. Он не поёт и не утешает. Он уговаривает: «Сдайтесь. Я вечен. А вы — нет».
Я помню, как умирал Ностой. Ещё пять лет назад здесь смеялись дети, пахло хлебом и звенела кузница. Но каждый день солнце будто бы палило чуточку сильнее, каждый рассвет демонстрировал всё более мертвенную природу. А вдали, за холмами, вставал не туман, а песчаный дым, как след от чужой поступи.
Это не земля — это глотка огромного великана, готового проглотить всю имеющуюся здесь жизнь.
Пустыня не просто сушила землю. Она глушила волю. Люди всё чаще начинали ссориться, искать виноватых, биться за остатки воды. Ранее, благодаря Дуффу, больше словесно, но ныне… с началом его безумия…
Еда и вода давно превратились в роскошь. Боги, как это странно для человека из другого мира!
Пустыня… Она вошла не только в поля, но и в дома, в души. Она сделала бесплодным… всё.
Однако же, до сих пор никто не ушёл из Ностоя. Даже я. Кто-то по инерции, кто-то веря в лучшее, а кто-то из-за гордости. Потому что гордость упрямее страха. Потому что люди верят, что могут выстоять.
Но пустыня не боится веры. Она видела её много раз. И каждый раз закапывала под собой.
Она не спешит. Её время — вечность.
А деревня — лишь очередной остров в её безмолвном море. Скоро здесь будет одна лишь пыль. Всё станет пылью.
И только богам решать, кто вдохнёт последнюю песчинку.
Сплюнув, я потянулся. Сваленные один на другой сухие потрескавшиеся брёвна — не лучшее место, где можно проводить время, но мне хотелось быть на виду и как будто чуточку вдали ото всех.
Странное желание, но какое есть. Наверное, причина в том, что мне хотелось подумать. Поразмышлять. Ну и немного убить время, чего уж. Вскоре нужно заглянуть к Милегеру, помочь с похоронами. Кому-то ведь надо закатывать на курган камень, отмечающий очередной труп? Особенно если этот самый труп — мой «горячо любимый» дядя.
Мысли, однако, бродили по совершенно другим путям. Разговор с Ветой оказался сложнее, чем я надеялся, однако и принёс мне куда больше.
Улыбнувшись, коснулся губ.
— Никогда не думал, что поцелуй может быть настолько… приятным, — тихо пробормотал я.
Я открыл одну из самых страшных своих тайн, но Вета приняла её столь спокойно и просто, что у меня даже ноги подкосились. Если бы не возвращение ополченцев с Дуффом, мы бы, наверное, закончили этот вечер совершенно иначе. Куда более жарко.
Хмыкнув, посмотрел на закат. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая деревянные стены домов в тусклое золото. Основная масса народа направилась к Дуффу, на другой конец деревни. Я следил за ними через мошек, но без особого интереса. Увы, но староста не мог рассказать ничего достойного. Сами поиски, конечно же, тоже прошли без результата. В данный момент возмущённые жители жаловались на отсутствие еды и воды, но Дуфф был глух к их мольбам, отделываясь короткими рублеными фразами. Его глаза лихорадочно блестели, будто бы староста вовсе перестал обращать внимание на такие мелочи, как еда.
Повернув голову, я посмотрел на Кероба, который шёл в мою сторону. Аура Наблюдения почуяла парня уже давно, но я не думал, что он направляется именно ко мне.
Кероб жевал соломинку, время от времени поглаживая глубокие царапины на руках. Его острый нос периодически шмыгал. За поясом у него висел тусклый нож.
Остановившись возле меня, он задрал голову.
— Слышал, что Садрич помер? — спросил он, щурясь от солнца.
Ухмыльнувшись, я поглядел на него сверху вниз.
— Серьёзно? Ты говоришь это мне? — особо выделил я последнее слово, намекая, что живу с Эландами. Кероб, однако, изобразил, что ничего не понял. А может, и правда ничего не понял, хер бы его знал.
Вместо этого парень кивнул и полез по брёвнам вверх, усевшись рядом со мной.
— Ну… ты вроде только вчера вернулся, нет? — ухмыльнулся он.
— А помер он сегодня, — устало прикрыл я веки. — Наршгал всемогущий, Кероб, может, ты мне ещё и подробности расскажешь?
— Смешно, — фыркнул тот.
— Очень, — поморщившись, потёр я висок.
Несколько ударов сердца мы провели молча. На другом конце деревни Сатор Отье, отец Кероба, сумел предотвратить драку, ибо Дуфф грозил проломить Есару Бокусу башку. Ох, до чего же у Заны бедовый папаша!
— Кхм, — куда мягче произнёс Кероб. — Я это… соболезную?
Я покосился на его расцарапанные руки. С кошкой, что ли, подрался?
— Чему? — горько усмехнулся я. — Слышал, как он обменял последний мешок муки на выпивку?
Мой собеседник выпучил глаза, открыл рот и… промолчал. Задумался. Сплюнул.
— Сукин сын… — только и выдал он.
Когда Кероб открыл рот, я заметил, что у него не хватало зуба.
— Ты где умудрился? — с ходу поинтересовался я, а потом, на себе, показал, о чём веду речь. Мой собеседник сразу же, по инерции, провёл языком по дырке.
— Тренировка, — недовольно пробурчал он. — Прилетело хорошо. Посохом.