И в тот день Кихей услышал мою мечту. И отозвался.
Я решил немного поплавать и успел заплыть достаточно далеко, когда небо потемнело и разразилась гроза. Я бы не успел доплыть до берега. Сражаться со стихией? Нет, что может простой смертный против свирепого неистовства волн? Ки гневался в очередной раз, и я бы, скорее всего, погиб, если бы он не послал мне на помощь одну из своих дочерей.
В какой-то момент, устав сражаться с морской стихией, я потерял сознание. Когда очнулся, оказалось, что уже лежу на берегу. Во рту было сухо, на кончике языка — мерзкий привкус морской соли, в ушах шумело, а голову напекло. Кажется, я пролежал без сознания довольно долго, ведь день уже клонился к вечеру. Вокруг было очень тихо, но совсем неожиданно рядом раздался тихий плеск и звонкий, мелодичный смех.
Оглядевшись, я увидел за прибрежными валунами, торчавшими из воды, обнаженную девушку. Она была красива нечеловеческой красотой — глаза цвета первой весенней зелени, такие насыщенные и яркие, что казалось, будто ты очутился в лесу в самый разгар лета. Аккуратный маленький носик, чувственный рисунок полноватых капризных губ и две очаровательные ямочки на щеках. Тонкий разлет бровей, чуть раскосые глаза, длинные ресницы. Миниатюрное личико обрамляли густые каштановые волосы. Она не была писаной красавицей, скорее миловидной… С изюминкой, я бы сказал. Но по человеческим меркам сравниться с ней вряд ли могла бы хоть одна смертная женщина.
— Меня зовут Ниалалиэлль, — представилась она.
С того дня я пропал. Не видел больше солнечного света и морской синевы, не чувствовал прохлады ночного бриза, не ощущал вкуса еды и воды. Я весь утонул в ее бесподобных глазах, я способен был лишь ощущать мягкий шелк ее волос, бархатистость кожи, уступчивую, восхитительную податливость губ. Мне казалось тогда, что смысл всей моей жизни внезапно сузился до одной маленькой женщины — морской красавицы, что пленила меня и украла мое сердце.
Три года подряд она приплывала ежедневно по утрам к берегу, в небольшую бухточку.
Три года подряд она дарила мне свою страсть, нежность и любовь, свои слезы и свой смех. Тогда я еще не знал, что слезы русалок даруют бессмертие.
Три года подряд я жил как в тумане, забыв обо всем на свете, кроме нее. Даже себя я забыл.
К исходу этого срока она спросила меня:
Хочешь быть со мной вечно, душа моя?
Конечно же, я ответил — да. Тогда она взяла большую зазубренную раковину и, нежно гладя меня по волосам, прошептала — я помню ее слова, как сейчас:
Всего лишь мгновенная боль, и ты навсегда мой, любовь моя. Капелька смерти, мой суженый, и ты сможешь соединиться с морской стихией, разделить со мной весь восторг от единения с бурей.
Всего лишь капелька смерти…
Так она продолжала шептать, нежно целуя, обнимая и лаская, и в какой-то миг я перестал мыслить, убаюканный ее певучим шелковым голосом. Даже когда она занесла надо мной свою раковину — это не насторожило меня.
Боль действительно была острой и мгновенной. Мне даже показалось, что в тот момент небо потемнело, запахло грозой, и от этой сильной боли я просто ослеп и оглох. Я слышал лишь стук своего сердца. Оно стучало тихо, почти неслышно, сначала совсем близко, а потом в отдалении.
Когда я очнулся, было очень темно. В груди ныло, было непривычно пусто. Там, где должно было быть сердце, теперь тянулся лишь рваный неровный шрам. Я замерз. Кончики пальцев неприятно покалывало, а в ушах гулко нарастал шум морского прибоя. С тех пор я всегда его слышу, где бы ни находился.
Нии рядом не было. Не появилась она ни на следующее утро, ни потом.
Я остался один — без сердца, без возлюбленной, без дома.
Отчего-то весь мой интерес к морю погас — я видеть его не мог, и глухая тоска завладела моей душой. В попытках избавиться или как-то заглушить ее, я с головой погрузился в дела своего поместья. Но дома слуги сторонились меня, и вскоре я понял, что меня все боятся. А местные крестьяне и вовсе пустили слух, что сын купца спутался с нечистой.
Даже наш управляющий, который ходил за мной с колыбели, старался пересекаться со мной как можно реже.
Однажды зимним утром на побережье напали пираты. Они разграбили поместье, изнасиловали местных девушек, забрали в плен мужчин, чтобы потом продать их в рабство.
Я сопротивлялся так яростно, как только мог. И как оказалось, что мог я немало, учитывая, что не уделял своей физической форме много внимания — ведь воинскому искусству я не обучался, с оружием управляться не умел. Но силы во мне было немеряно, что удивило меня в тот момент. Впрочем, не одного меня. Когда меня все-таки схватили, заковали в кандалы и привели к Тагу — Тагириму, пиратскому капитану, что на тот момент нашумел на многих морях своей деятельностью, — он посмотрел в мои глаза и сказал: «У тебя нет сердца, твою душу забрало море. Ты станешь моим помощником, мальчик».
Он взял меня к себе на обучение. Многое из того, что я знаю о море, рассказал мне Таг. Это он показал мне, как управляться с корабельной оснасткой, рассказал, как узнавать время по звездам и солнцу, обучил навигации.
Время шло, Таг старел, а я оставался прежним. Следующим капитаном стал я, потому что он оставил свой корабль мне — в наследство, так сказать. Конечно, мое право пытались оспаривать, но быстро свои попытки прекратили.
Я не помню, сколько прошло времени. Я скитался по морям, иссыхая от жажды познать как можно больше таинств, которые хранило море. Я мечтал повстречать кого-нибудь из морских обитателей, но на все мои истовые молитвы Кихей отвечал безжалостным молчанием.
Но однажды мне посчастливилось. Я снова встретил Нию.
Однако теперь я понимаю, что лучше бы я ее не встречал. Она была холодна, как лед, и так же равнодушна. На все мои вопросы отвечала молчанием или издевательским смехом.
И лучше бы мне ее оставить тогда, но меня обуяла «праведная злость». Я кричал на нее, обвинял, проклинал морскую ведьму, а она смеялась мне в лицо и называла «моим капитаном».
Я поймал ее в сети, позволил своим пиратам над ней надругаться, привязал к мачте на целый день. Ее ободрали как липку — одна чешуйка ценилась на вес золотого слитка. А уж маги готовы были отдать за такой материал целые состояния. Она и плакала, и смеялась, словно сумасшедшая дьяволица, и целый день пираты собирали рассыпавшийся по палубе жемчуг. Когда последние лучи солнца коснулись морской глади, зажигая море алыми всполохами, она подозвала меня к себе.
И я подошел.
Я все равно люблю тебя, мой капитан. Я знаю, что сейчас тебе этого не понять, но со временем ты сможешь. Такова наша изменчивая натура, Даррен. Мы — дети моря, мы неспособны любить долгое время, но тем не менее мы любим вечность.
Сказала — и хлынула на палубу моего корабля морской пеной.
Чувство жгучего стыда и нестерпимого раскаяния охватило меня. Я хотел утонуть в море, сбросившись со скал, но море отторгло меня. Я хотел нарваться на вражеский клинок в очередном бою, но все мои враги пали от моей руки. Смерть избегала меня.
И тогда я понял, что обречен вечность скитаться по морским просторам за свое деяние. И смирился с этим наказанием.
Знаешь, дети моря изменчивы и непостоянны. Они могут любить всей душой, но у них нет сердца. Их души отданы морской стихии, и предания гласят, что после смерти они обращаются в морскую пену. И все же… нет любви чище и прекраснее, чем любовь ваиди.
Их чувства всегда искренни, но мимолетны. Они не могут контролировать свои порывы. Они непредсказуемы также, как и само море. И нельзя их винить за то, что они идут на поводу у своих желаний и сиюминутных капризов. Такова их природа.
Я понял это спустя три века. Да, она забрала мое сердце, и это отнюдь не аллегория. Но она дала мне много больше. И даже сейчас я не могу сказать, что ненавижу ее за то, что Ниа сотворила. Потому что она исполнила мою мечту и дала мне возможность познать все таинства моря, сполна насладиться красотой вечерних пейзажей, вкусить неистовство гигантских волн и чарующее буйство морской стихии, узнать… Что же там — за горизонтом.